Том четвертый. Лезвие бритвы

- Погодите, Наталья Павловна! А вдруг тети нет дома или она куда-нибудь уехала? Почему она не встретила вас? Что вы будете делать с вашим чемоданом?.. Поднимитесь-ка налегке, а я подожду в машине!

- Право, это лишнее, куда могла деваться тетя Маруся? Но, пожалуй, дольше рассуждать, я сбегаю...

Она быстро простучала высокими каблуками по тротуару и исчезла в темном парадном. Ивернев проводил ее взглядом, думая, что он не может так просто с ней расстаться. Он пригласит ее к себе, познакомит с мамой. Она приехала в отпуск, а у него до отъезда в экспедицию еще много времени. Он будет показывать ей Ленинград, родной и всегда новый, всегда таящий про запас нежданную радость архитектуры, искусства или просто дуновения широкого ветра на могучей холодной Неве!

Ивернев закурил, предложил папиросу водителю.

Она появилась с опущенной головой. Пятна румянца горели на щеках. Виновато взглянула на Ивернева и смущенно сказала:

- Простите, я задержала вас. Такая неприятность: у тети заболел кто-то из родственников в Пскове, я их не знаю. Она уехала к ним, не оставив адреса. Соседи говорят, что она послала мне телеграмму и была уверена, что я не приеду. Может быть, телеграмма потерялась, в общежитии это бывает...

- Что же вы собираетесь делать? У вас есть еще кто- нибудь в Ленинграде?

- Никого. Я пойду в здешний педагогический институт, в общежитие. Студенты всегда выручат. Переночую, достану денег и уеду назад в Москву... Придется отложить знакомство с Ленинградом до будущего года.

- Но ведь ваша тетя вернется когда-нибудь?

- Когда-нибудь, конечно! Но я не знаю срока... неделя или месяц... Еще раз спасибо, пожалуйста, плащ и чемодан!

Ивернев вдруг заволновался, покраснел и вышел из машины.

- Послушайте, Наталья Павловна, почему бы вам не поехать ко мне? Да погодите вы, эка женщины!.. Сразу воображать бог знает что... Я живу с мамой в двухкомнатной квартире. Разместимся, мама устроит. А там и тетя ваша приедет! Решено? - Он распахнул дверцу машины.

Девушка исподлобья изучала его лицо, глубоко вздохнула, словно собралась броситься в воду, и вдруг протянула руку.

- Только с одним условием. Считайте, что мы не решили еще окончательно. Я увижу вашу маму и тогда... тогда, пожалуйста, не уговаривайте меня, я уйду в общежитие, ну, посижу для приличия, конечно.

- Мало ли что может вам показаться... - начал Ивернев.

- Покажется или не покажется, надо решать мне... Принимаете условие?

- А что мне еще остается делать? - вдруг раздел руками Ивернев с такой непосредственной мальчишеской усмешкой, что оба расхохотались.

Машина понеслась по Большому проспекту и выехала на мост.

- Вот это Васильевский остров, издавна обиталище студентов, ученых, художников и моряков, - пояснил Ивернев, - я живу на шестнадцатой линии. Линия - это не улица, а только одна сторона улицы.

- Еще интересней. В самом деле, вот десятая и одиннадцатая, а улица одна.

Евгения Сергеевна откровенно изумилась, когда сын ввел в переднюю красивую незнакомую девушку. Не дослушав слегка смущенные объяснения сына, она сказала:

- Все уже понятно. Нужен приют. Предлагается три варианта. Первый - наша гостья, простите, как вас зовут? Слава не догадался представить.

- Наталья, просто - Тата.

- Тата помещается со мной. Второй - у соседей наверху, Монастыревых, сейчас свободна комната, можно поместить Тату туда. Третий вариант - к .Монастыревым перебираешься ты, а Тата занимает твою комнату. Я думаю, - продолжала мать, - удобнее всего именно третий вариант.

Тата вздохнула и, прищурив глаза, улыбнулась Иверневу - он выиграл.

Спускаясь по утрам к себе, Ивернев с несказанным удовольствием видел Тату, тщательно причесанную и одетую, деловито хлопочущую с завтраком или беседующую с матерью. Теперь Ивернев редко задерживался на работе и с нетерпением дожидался воскресенья. Совместная поездка за город или долгая дневная прогулка по Ленинграду стали для него такой же необходимостью, как и ежевечерние разговоры на набережной Невы. Тата оказалась ярым фотографом и обладательницей дорогого аппарата «Старт» со светосильным объективом. Она рассказала, что получила аппарат в премию от журнала «Советское фото» на конкурсе жанрового снимка. Вдвоем они устроили фотолабораторию в стенном шкафу. Днем Тата помогала Евгении Сергеевне по хозяйству, успевая что-то шить, стирать и убирать до блеска квартиру.

Через неделю после приезда Тата поехала на Петроградскую сторону и там узнала, что тетя Маруся задержится в Пскове еще не меньше чем на месяц. Вечером она заявила, что ей пора уезжать. Сын с матерью стали уговаривать ее в один голос.

- Мама привязалась к вам, - говорил Ивернев. - Знаете, как она вас прозвала между нами? Дар Алтая!

- Мстислав! Как тебе не стыдно, болтушка! - укорила его мать.

- О нет! Как бы мне хотелось на самом деле быть даром кому-нибудь, для чего-нибудь, - губы Таты задрожали, и ее всегда пристальные и блестящие глаза наполнились слезами. - На самом же деле я просто неудачница!

- Полно, девочка! Жизнь еще только начата, и сколько еще впереди удач и неудач. Сколько вам лет, Тата? И что за неудачи?