Том четвертый. Лезвие бритвы

- Ух, как я ненавижу эту, как вы хорошо сказали, заугольную пакость, - взволнованно сказала Сима, - подлых трусов, оскорбляющих и мучающих сначала девчонок, потом девушек, потом своих жен. Подлецов, ночью прокрадывающихся в парк, чтобы отбить нос или руку у прекрасной статуи, написать гвоздем на чистом мраморе гнусное слово. Ломающих, трудясь до пота, какую-нибудь беседку, подпиливающих детские качели. Скажите, Иван Родионович, что это, психопаты или нормальные люди?

- Критерий нормальности - предмет больших споров на Западе! Где грань между нормальным и ненормальным человеком? Мне кажется, что ответ тут простой и не надо печатать тома докладов. Важнейший критерий нормальности - общественное поведение человека. Все нарушения естественной дисциплины, которую требует от человека совместная жизнь с другими людьми, искривления и искажения добрых, товарищеских и заботливых отношений, вероятно, обязаны каким-то психическим дефектам, подлежащим исследованию. Я говорю, естественно, не о случайных промахах поведения, а систематически повторяющихся поступках.

Параноидальная психика выказывает себя также, когда люди нарочно вытаптывают цветы и траву, опрокидывают скамейки, прут поперек движения именно потому, что этого нельзя делать. Самый опасный для социалистического и коммунистического общежития вид психоза. Между прочим, усиленные занятия математикой, с ее прямолинейной и абстрагированной логикой, создают склонность к параноидной психике. Поэтому я против специальных математических средних школ... и против завышенных требований по математике и на конкурсах даже по тем специальностям, где она не нужна.

- Хватит о психопатах, - вмешалась Екатерина Алексеевна, - пойдемте за стол!

- Простите меня, - виновато улыбнулся Гирин, - я так привык проповедовать свою науку, что тоже получил психосдвиг, всегда и везде готов читать лекции.

Гирин оказался за столом рядом с Бехоевым.

- Вы, может быть, родственник знаменитому Зелим-хану, - спросил чеченца доктор, - прозывавшемуся «абрек Заур»?

- Как, вы знаете Зелим-хана?

- Случайно. Была хорошая книга осетинского писателя Дзахо Гатуева. По ней в двадцатых годах поставили фильм «Абрек Заур». Я его смотрел мальчишкой. Неплохо бы сейчас заново поставить, романтики в нем больше, чем в самом современном приключенческом фильме. Насколько помню, отцом Зелим-хана и его брата Солтамурада был Гушмазуко, сын Бехо, следовательно, как в царское время писали фамилии горцев, - Бехоев. А Зелим-хан носил фамилию Гушмазукаев.

- Все верно! - восторженно воскликнул чеченец. - Солтамурад Гушмазукаев - мой дед! Мы стали все Бехоевы уже при Советской власти.

- Да кто ж такой этот Зелим-хан? - спросил Андреев.

- Герой-одиночка, рыцарь, пытавшийся восстановить справедливость, сражаясь с жандармами и царскими чиновниками. Впрочем, так и подобало абреку, одиночному мстителю за попранную свободу или честь, - отвечал Гирин под одобрительные кивки Солтамурада.

- То есть вроде вас самого? - гулко расхохотался Андреев.

- Нет, аналогия здесь не годится, - серьезно ответил Гирин. - Если бы вы знали, сколько в биологии псевдонаучных «теорий», ложных гипотез, выдуманных шарлатанами и параноиками, иногда с блестящими способностями, тогда вы не судили бы строго людей, воздвигающих барьеры и фильтры в этих отраслях биологии и медицины. На Западе опубликованы тысячи книг с бредовыми теориями, завоевавшими среди невежественных людей миллионы последователей, фанатиков - иначе их трудно назвать. Даже когда наука устраивает очередной разгром какой-либо лженаучной школы, последователи продолжают держаться ее еще много лет. Непросто все это. Слишком сильна у людей жажда чуда, тяга к вере в какого-нибудь пророка. Теперь, когда все убедились в могуществе науки, пророки стали возникать на ее почве, а не на религиозной, как раньше.

- И вы не хотите стать таким пророком? - спросил Селезнев.

- Разумеется. Это было бы крахом всего дела моей жизни!

- Что ж, отчасти вы правы! - согласился Андреев. - Мы еще не научились как следует управлять наукой. Она поднимается валом, но несет много мусора. Да и внутри настоящей науки тоже накопилось всякой лжи.

- Как же совмещается наука и ложь? Тогда это не наука! - возразил аспирант-кристаллограф.