Читаем Том I. полностью

Августа 7.- День этот ничем особенным не был замечателен| с утра все время, когда работал, я списывал «Героя нашего времени», списал до 173-й или 174-й страницы; писал снова, как [будто] пишу Нестора. Печорин действительно человек, в котором много дурного, серьезно, напр., слова его Вере: «что ж, ты любишь мужа? он молод? хорош? особенно верно богат и ты боишься?» Его сердце в самом деле в некоторых отношениях очерствело.

Пишу это, сидя с одной свечой с Терсинскими, поэтому будет это не так связно. Утром часа два просидел Ал. Фед.; вечером довольно долго читал «Dйbats»; нового, кажется, не встретил ничего, кроме того, что писал. День прошел решительно мертво и без всякой пользы.

Стану делать обзор своему положению в эти 2_1/2 недели со дня моего рождения.

Отношения м о и. Самые важные и интересные для меня - к Вас. Петр, и через него к Надежде Ег. В его положении самое важное - его отношения к жене его, и мои мнения о ней, кажется, остались в продолжение этого времени без всякой перемены; он продолжает считать ее девушкою (хоть так назову за недостатком слова) слишком простою по уму и сердцу, в которой мало высшего и в которой есть душок, как он выражается. Мне она попрежнему нравится более всех женщин, которых я знал когда-либо, не знаю хорошенько, справедливо или нет, но почти уверен вполне, что справедливо: эта непринужденность, прелесть- она делает неловкости, заметные даже для меня, но каждый звук ее голоса идет как бы из души и выказывает душу, свободную от тех мелких недостатков, которые всегда как-то проявляются в каждом движении, особенно у женщины, которые можно назвать, если угодно, мелким кокетничанием женщины самой перед собою и которые выказывают натуру пошлую. Признаюсь, напр., когда Любинька или Анна Дм. говорят: «Пожалуйте, милости просим», или что-нибудь подобное, в каждой ноте голоса есть для меня что-то неприятно задирающее и отталкивающее, и это с первого раза - во всяком случае так теперь помнится мне (подтверждается примером дочери наших хозяев) - видно мне в женщине. В ней нет этой пискливости и, как бы это назвать, этого неприятного оттенка голоса, который придает словам выражение натянутости и нерадушности. Два-три раза из того, как я был у них, мне блеснула мысль, что она не так хороша собою, как раньше я воображал; в самом [деле], чепчик ночной или эта голубая повязка к ней не идет; что в ее лице действительно не довольно выражения и что оправдывается мнение о ней Ив. Вас. и Залемана - простое русское, обыкновенное лицо, Нет, после чувствовал, что это вздор, - а между тем едва ли чувство преданности и глубокого благоговения, которое я раньше питал к ней, может быть, ослабевает во мне и заменяется чувством: «так себе, ничего», которое после может превратиться в «да, точно, на лице есть, что не из аристократии». Не знаю, что в этом виновато: то ли, что я всегда принимаю людей с первого раза

слишком к душе и ставлю их слишком высоко, а потом приходится их сводить с пьедестала, на который сам возводил их, - следствие энтузиастичности, наклонности ценить хорошее в каждом и, главное, непроницательности, которая заставляет только после долгих суждений и опытов замечать то, что другим, более опытным, с первого раза бросается в глаза, или это следствие того, что Вас. Петр, постоянно говорит о ней с сожалением, а я слишком высоко ценю его авторитет и слишком недоверчив к себе вообще, а особенна

уж когда он не согласен со мною? Я более наклонен сказать, что это от последнего. Да, она более не обвораживает меня, а между тем я знаю, что стоит только поставить себя в известное положение, поговорить о чем-нибудь серьезном с нею, чтобы снова очароваться. Но особенно звук ее голоса решительно отнимает у меня возможность считать ее женщиной пошлою и принадлежащею к дюжинным.

Вас. Петр.- Я все более и более, кажется, люблю его; между тем теперь снова, признаться, как-то не мучусь из-за него сердцем, снова нашел спокойный период времени: думать думаю, а тосковать - почти нет. Признаюсь, мне всегда совестно, как я получаю письма от своих, что Я о них менее думаю и забочусь, чем о нем, и убеждаю [себя], хотя не слишком долго, с упреками каждый раз, более думать о них, а между тем думается о нем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Н.Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений в 15 т.

Похожие книги

На заработках
На заработках

Лейкин, Николай Александрович — русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах «Библиотека для чтения», «Современник», «Отечественные записки», «Искра».Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник «Петербургской газеты». С 1882 по 1905 годы — редактор-издатель юмористического журнала «Осколки», к участию в котором привлек многих бывших сотрудников «Искры» — В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов («Наши забавники», «Шуты гороховые»), романов («Стукин и Хрустальников», «Сатир и нимфа», «Наши за границей») — являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев — вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже «культурна» и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.Л. привлек в «Осколки» А.П.Чехова, который под псевдонимом «Антоша Чехонте» в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. «Осколки» были для Чехова, по его выражению, литературной «купелью», а Л. - его «крестным батькой» (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать «коротенькие рассказы-сценки».

Николай Александрович Лейкин

Русская классическая проза
Пятеро
Пятеро

Роман Владимира Жаботинского «Пятеро» — это, если можно так сказать, «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В» для взрослых. Это роман о том, как «время больших ожиданий» становится «концом прекрасной СЌРїРѕС…и» (которая скоро перейдет в «окаянные дни»…). Шекспировская трагедия одесской семьи, захваченной СЌРїРѕС…РѕР№ еврейского обрусения начала XX века.Эта книга, поэтичная, страстная, лиричная, мудрая, романтичная, веселая и грустная, как сама Одесса, десятки лет оставалась неизвестной землякам автора. Написанный по-русски, являющийся частью СЂСѓСЃСЃРєРѕР№ культуры, роман никогда до СЃРёС… пор в нашем отечестве не издавался. Впервые он был опубликован в Париже в 1936 году. К этому времени Катаев уже начал писать «Белеет парус РѕРґРёРЅРѕРєРёР№В», Житков закончил «Виктора Вавича», а Чуковский издал повесть «Гимназия» («Серебряный герб») — три сочинения, объединенные с «Пятеро» временем и местом действия. Р' 1990 году роман был переиздан в Р

Антон В. Шутов , Антон Шутов , Владимир Евгеньевич Жаботинский , Владимир Жаботинский

Классическая проза / Русская классическая проза / Разное / Без Жанра / Проза