Томъ пятый. Американскіе разсказы

Павелъ работалъ при токарной машинѣ. Своими большими, заскорузлыми отъ мозолей руками онъ заставлялъ ее обращаться, какъ слѣдуетъ, быстро и равномѣрно. Работа была тяжелая, но Павелъ былъ силенъ, какъ конь, и обращалъ вниманіе только на количество долларовъ, выработанныхъ въ недѣлю. Онъ началъ съ восьми и въ теченіе года дошелъ до четырнадцати долларовъ.

Рудневъ хитро подмигнулъ лѣвымъ глазомъ.

— Знаемъ мы, чѣмъ Америка угодила тебѣ! — сказалъ онъ.

Павелъ былъ издавна одержимъ страстью къ накопленію, но раньше ему трудно было отложить что-нибудь изъ скромной восьмигривенной платы. Здѣсь, въ Америкѣ онъ сразу началъ каждую недѣлю носить деньги въ банкъ. Онъ жилъ очень скаредно, и хотя любилъ выпить, но все норовилъ на чужой счетъ. Между прочимъ, онъ могъ выписать свою жену на полгода раньше, но никакъ не могъ рѣшиться вынуть изъ банка часть своего сокровища. Впрочемъ, и послѣ этого у него осталось больше сотни долларовъ. Это былъ типичный представитель того предусмотрительнаго слоя рабочихъ, который, урѣзывая свои потребности, наполняетъ сбереженіями мелкіе банки Америки и Европы и заставляетъ ученыхъ экономистовъ говорить о возрастаніи народнаго благосостоянія, въ ожиданіи, пока какой-нибудь ловкій спекуляторъ не пуститъ въ трубу цѣлую стаю мелкихъ сбереженій.

Павелъ сдѣлалъ видъ, что не слышитъ словъ Руднева.

— По-нашему живи на всѣ мѣдныя, — сказалъ Рудневъ, — а не то что складывать грошъ на грошъ, какъ сорока.

— Полно врать! — сказалъ Павелъ. — Ты гдѣ ноне работаешь, Ваня?

Безпокойный нравъ Руднева заставлялъ его мѣнять мастерскія чуть не ежедневно. Раза два онъ приходилъ на мебельную фабрику, гдѣ работали Усольцевъ и Павелъ, но, повздоривъ съ уставщикомъ, уходилъ на другой конецъ города, въ Бруклинъ или Джерси-Сити.

— Третьяго дня француза разыскалъ, — сказалъ Рудневъ. — Тоже мебельщикъ, рестораны снаряжаетъ. Говорю ему: «Я, молъ, изъ Парижа, землякъ. Мнѣ надо работу»…

— Лопни твои глаза! — выругался Эпингофъ по-англійски. Послѣ солидной нѣмецкой компаніи, которая интересовалась преимущественно пивомъ и сосисками съ капустой, онъ чувствовалъ, что кровь его обращается быстрѣе среди этого оригинальнаго сборища русскихъ странниковъ.

— А онъ говоритъ: «Развѣ ты французъ?» — продолжалъ Рудневъ, — «Да, молъ, говорю, русскій французъ, петербургскій цеховой изъ Лондона и Парижа».

— А онъ что сказалъ, собачье мясо? — опять выругался Эпингофъ.

— А онъ меня французскимъ коньякомъ угостилъ, — сказалъ Рудневъ.

— А въ недѣлю почемъ? — спросилъ практичный Павелъ.

— По спинѣ толкачомъ! — сказалъ Рудневъ. — Пятнадцать въ недѣлю, коли надо.

— А ты почто вчера на работу не пришелъ, Ваня? — сказалъ опять Павелъ, обращаясь на этотъ разъ къ Подшивалову.

Поступки обоихъ Ивановъ были для него полны неожиданности, и въ минуты, когда его мысленный взглядъ не былъ занятъ болѣе серьезными дѣлами жизни, онъ любилъ обращать его къ приключеніямъ своихъ безшабашныхъ пріятелей.

Подшиваловъ весело засмѣялся.

— А на что работу? — сказалъ онъ, тряхнувъ волосами. — Я вотъ колесо купилъ.

Колесомъ онъ называлъ велосипедъ, по вольному переводу съ англійскаго.

— Велосипедъ? — удивленно переспросилъ Павелъ. — За сколько?

— Въ разсрочку, — сказалъ Подшиваловъ, — двадцать семь долларовъ.

— Вчера цѣлый день ѣздилъ… — прибавилъ онъ со счастливымъ лицомъ. — Важная штука. Даже старину вспомнилъ.

Къ его моложавому виду не совсѣмъ шли эти старинныя воспоминанія, но пріятели научились ѣздить на велосипедахъ еще во время скитаній по Европѣ, и проворный Подшиваловъ одно время даже хотѣлъ принять участіе въ любительской гонкѣ въ Парижѣ.

— Безпутная твоя голова! — не вытерпѣлъ Павелъ, — этакая уйма денегъ!

— А куда ихъ? — махнулъ рукой Подшиваловъ. — Пить не хочется.

— Ванька! — прибавилъ онъ, обращаясь къ Рудневу. — И ты купи колесо. Сядемъ на колеса и укатимъ въ Санъ-Луисъ.

Въ послѣднее время пріятели стали обдумывать планъ, чтобы уѣхать въ Санъ-Луи, гдѣ подготовлялась всемірная выставка, и снова заняться тамъ столярными работами по примѣру прежняго опыта. Но Рудневу пока нравился Нью-Іоркъ, и онъ не хотѣлъ уѣзжать изъ этого веселаго города. Оба они, впрочемъ, были способны на такой подвигъ, какъ неожиданно укатить на велосипедѣ за полторы тысячи миль, даже не обращая вниманія на невыплаченную разсрочку.

— Не хочется пить! — укоризненно повторилъ Рудневъ, не обращая вниманія на предложеніе товарища. — А мнѣ вотъ хочется!..

Онъ налилъ себѣ еще рюмку.

— А ты почему товарища покидаешь? — прибавилъ онъ полусердито, видя что Подшиваловъ не слѣдуетъ его примѣру. — У, ты, косопузый!

Подшиваловъ былъ, какъ сказано, ловокъ и строенъ, но въ качествѣ рязанца имѣлъ всѣ права на этотъ, освященный вѣками, эпитетъ.

Подшиваловъ посмотрѣлъ Рудневу внимательно въ лицо.

— А ты съ кѣмъ дрался, Ваня? — сказалъ онъ инсинуирующимъ, ласково-насмѣшливымъ тономъ.

У Руднева подъ правымъ глазомъ былъ довольно большой синякъ, хотя онъ былъ не очень замѣтенъ на его буромъ лицѣ.

— Съ городовымъ! — сказалъ Рудневъ. — Я вчера ночевалъ въ участкѣ… — прибавилъ онъ, не сморгнувъ глазомъ.

Павелъ даже присвистнулъ.