Томъ седьмой. Духоборы въ Канаде. — Белая Арапія. — Искатели

Не думаю, чтобы человѣкъ, обстрѣливаемый такимъ плачемъ, могъ долго отстаивать свою позицію. Очевидно, даже теорія непротивленія злу способна вырабатывать практику дѣйствительнаго понужденія. Зорчаковъ охотно разсказывалъ о духоборской старинѣ.

— Духоборы, — говорилъ онъ, — были въ огненной пещи мучимы и отъ дикихъ звѣрей растерзаны, въ Метропавловской крѣпости сидѣли, но Бога своего не предали. Россейскіе духоборы набирались «по единому къ единому», изъ казаковъ, изъ хохловъ и изъ мордвовъ. А наши родители, — говорилъ онъ, — были изъ Тамбовской губерніи, самые коренные русаки, рыжаки-лапотники, и отъ нихъ пошелъ духоборскій корень. Тамбовская губернія по всей Россіи первая, а эти воронежскіе да пензяки, какъ пристяжныя лошади, послѣ населенныя мѣста. И какъ пришли эти мужики въ Тифлисъ и въ Баку, и тамъ мои родители займовались кожей, а эти тамбовскіе собрались къ нему, будто «помогнуть», не то что для работы, а болчше для поглядѣнія. Вышли, стали гулять, заиграли пѣсни, а одинъ мужичекъ пустился плясать, и, еще помню, пляшетъ да тернетъ ногой объ ногу и скажетъ: «Лапоть, дай огня!» Это, знаете, какъ говорится: «Богатый мужикъ бьетъ подкову о подкову, а бѣдный мужикъ бьетъ лапоть объ лапоть». Жили сыто, весело, дома хорошо держали. Ѣздилъ скотландскій путешественникъ по духаборамъ и потомъ написалъ, что одна духоборская женщина стоитъ пятьдесятъ нѣкоторыхъ иныхъ женокъ. Потому, пока мужъ ея на работѣ, она приготовляетъ ему способа и дѣтей блюдетъ. А у нѣкоторыхъ иныхъ народовъ мужъ надъ женой, — не отводя кулака, и для дѣтей тоже такъ…

Сѣнокосъ былъ въ полномъ разгарѣ. Почти передъ каждымъ селеніемъ мы встрѣчали группы молодыхъ женщинъ, которыя ворошили граблями сѣно, скошенное наканунѣ машиной. Вслѣдствіе обильныхъ росъ по утрамъ и по вечерамъ ихъ работа продолжалась только нѣсколько полуденныхъ часовъ, когда сѣно было совершенно сухо. Она не показалась мнѣ особенно тяжелой. Женщины и дѣвушки были въ своихъ лучшихъ платьяхъ, сшитыхъ изъ яркихъ ситцевъ, съ большими бѣлыми передниками. Ихъ широкія бѣлыя шляпы были украшены цвѣтами и лентами. Когда онѣ двигались въ рядъ по широкимъ прокосамъ и съ громкою пѣсней ударяли въ тактъ граблями по зеленому валу душистой свѣже-скошенной травы, онѣ сами походили на большіе пестрые цвѣты, ожившіе и вышедшіе на эту полевую работу. Мнѣ памятна одна особенно яркая картина. Мы подходили къ околицѣ села Смиренія. Среди необозримыхъ хлѣбныхъ посѣвовъ, на пологой сторонѣ низкаго холма разстилался широкій клинъ густого льна, какъ будто кусокъ цвѣтисто-голубого ситца, вшитый въ желтую парчевую ризу дозрѣвавшей на солнцѣ пшеницы. Ленъ былъ высокій, буйный. Его красивый голубой коверъ перегибался чрезъ вершину холма и уходилъ на другую сторону. Онъ весь былъ усыпанъ желтыми и бѣлыми цвѣтами сорныхъ травъ, такихъ рослыхъ и пышныхъ, какъ льняные стебли. Черезъ холмъ доносилась пѣсня, могучая и стройная, какъ гимнъ дозрѣвающей жатвы:

«Благословляю васъ, лѣса.Долины, нивы, горы, воды.Благословляю я свободуИ голубыя небеса».

Это былъ гимнъ Іоанна Дамаскина изъ поэмы графа Алексѣя Толстого, очень популярный среди духоборскихъ пѣвцовъ. Молодыя дѣвушки пололи ленъ на другой сторонѣ холма. Ихъ не было видно, но великолѣпныя слова и прекрасный своеобразный напѣвъ ихъ гимна удивительно подходили къ этой мирной и благодатной полевой ширинѣ. Казалось, что это самъ ленъ поетъ и благословляетъ природу за свой обильный ростъ и за легкую красоту своей пестро-голубой одежды.

«О, если бъ могъ всю жизнь смѣшать я,Всю душу вмѣстѣ съ вами слить!» —

звенѣла пѣсня.

Вереница женскихъ фигуръ показалась на вершинѣ холма. Ноги ихъ скрывались въ стебляхъ льна. Онѣ несли передъ собой большія охапки желтыхъ и бѣлыхъ цвѣтовъ. Сзади ихъ голубыя струи трепетали ярко и волнообразно, какъ будто только что обмытыя и очищенныя отъ примѣси.

«О, если бъ могъ я безъ изъятьяВасъ всѣхъ, враги, друзья и братья,

Въ свои объятья заключить»…

Казалось, какъ будто ленъ самъ очищается отъ этихъ желтыхъ травъ и заставляетъ ихъ соединяться въ снопы, и медленно подвигаться на другой конецъ поля…

Всѣ новыя жатвенныя машины были развезены по селеніямъ. Вмѣстѣ съ машинами явился англійскій механикъ, который переѣзжалъ изъ селенія въ селеніе въ сопровожденіи двухъ молодыхъ духоборскихъ переводчиковъ и показывалъ жителямъ, какъ снаряжать, собирать и, въ случаѣ надобности, чинить машины. Съ четвертаго ночлега одинъ изъ переводчиковъ, внимательно присматривавшійся къ пріемамъ англичанина, внезапно заявилъ, что можетъ замѣнить мастера, и отправился уже одинъ на юго-западный участокъ, къ озеру Добраго Духа.