— Неужели не понимаешь? — засмеялась Лидия. — Я это знала с самого начала. Он просматривал бумаги на твоем письменном столе.
— О нет, Лидия! Кто может позволить себе такое?
— Джордж может. Он проявляет большое любопытство ко всему, что касается денег. Но, разумеется, он не решился в этом признаться. Он предпочел бы оказаться на скамье подсудимых, нежели покаяться.
— Ты разбиваешь очередной миниатюрный сад? — спросил Альфред.
— Да.
— И что же это будет на сей раз?
— Я попытаюсь представить в этой чаше райские кущи. В новой версии, без змея-искусителя, а Адам и Ева будут не очень молодыми.
— Как терпелива ты была все эти годы, моя дорогая Лидия, — признался Альфред. — Как добра ко мне.
— Это потому, что я люблю тебя, Альфред… — сказала Лидия.
— Благослови и помилуй меня, Господи! — воскликнул полковник Джонсон. — Честное слово! — И повторил: — Благослови и помилуй!
Откинувшись на спинку кресла, он не сводил глаз с Пуаро.
— Лучший из моих людей! — простонал он. — Куда идет полиция?
— У полицейских тоже есть свои проблемы. Сагден был чересчур гордым.
Полковник Джонсон только покачал головой.
Чтобы разрядиться, он пнул ногой дрова, сложенные у камина, и отрывисто сказал:
— Я всегда говорил, что нет ничего лучше полыхающих в камине дров.
А Эркюль Пуаро, ощущая сквозняк, холодивший спину, подумал: «Что касается меня, то я предпочитаю центральное отопление…»
АГЕНТ "Н" ИЛИ "М"
Глава первая
В передней Томми Бирсфорд разделся, аккуратно, не спеша, водрузил пальто на вешалку и все так же неторопливо повесил шляпу на соседний крючок. Потом расправил плечи, изобразил на лице бодрую улыбку и вошел в гостиную, где жена его вязала шерстяной подшлемник цвета хаки.
Стояла весна 1940 года.
Миссис Бирсфорд взглянула на мужа, и спицы еще быстрее замелькали у нее в руках. Помолчав с минуту, она спросила:
— Что нового в газетах?
— Блицкриг надвигается, — ответил Томми. — Дела во Франции плохи.
— Да, что и говорить, невесело, — подтвердила Таппенс.
Они опять помолчали. Затем Томми поинтересовался:
— Ну? Что же ты ни о чем не спрашиваешь? Кому сейчас нужна эта тактичность?
— Верно, — согласилась Таппенс. — Излишняя тактичность раздражает. Но ведь ты разозлишься еще больше, если я начну задавать вопросы. Да и зачем? У тебя и так все на лице написано. Ну, ладно, выкладывай. Ничего не вышло?
— Ничего. Я никому не нужен. Честное слово, Таппенс, когда сорокашестилетнему мужчине дают понять, что из него песок сыплется — это уж слишком. Армия, флот, авиация, министерство иностранных дел — всюду одно и то же: вы слишком стары. Может, позднее вы нам понадобитесь.
— Со мной та же история, — вздохнула Таппенс. — Вы хотите быть сестрой милосердия? В вашем возрасте? Нет, благодарим вас. На другую работу? Тоже нет. Они предпочтут мне любую сопливую девчонку, которая и ран-то в глаза не видела и даже бинт стерилизовать не умеет. А ведь я же три года провела на фронте: была и сиделкой и операционной сестрой, водила грузовик и даже генеральскую машину. И, смею утверждать, всюду неплохо справлялась. А теперь я, оказывается, всего-навсего пожилая надоеда, которая не желает тихо сидеть дома и вязать.
— Хорошо, хоть Дебора при деле, — попытался Томми утешить жену.
— Да, у нее все в порядке, — согласилась мать Деборы. — Уверена, что она справляется. И все-таки кажется, Томми, что я бы ей ни в чем не уступила.
— Она, пожалуй, другого мнения, — усмехнулся Томми.
— Дети иногда бывают просто невыносимы, — вздохнула Таппенс. — Особенно когда стараются быть чуткими.
— Терпеть не могу, когда Дерек делает мне скидку на возраст, — проворчал Томми. — Всем своим видом он словно говорит: «Бедный старый папа!»
Сердито фыркнув, Таппенс тряхнула темноволосой головой, и клубок шерсти скатился с ее колен на пол.
— Выходит, мы ни на что больше не годны? Да? А может, нам просто вбивают это в голову? Впрочем, мне самой подчас кажется, что мы вообще никогда ни на что не годились.
— Похоже, — отозвался Томми.
— Допустим. Но ведь было же время, когда мы считали, что делаем важное дело. Теперь я начинаю подозревать, что все это нам просто приснилось. Да было ли это на самом деле, Томми? Правда ли, что однажды немецкие шпионы трахнули тебя по голове и похитили? Правда ли, что однажды мы с тобой выследили опасного преступника, задержали его и завладели важнейшими секретными документами? Правда ли, что некая признательная страна нас щедро вознаградила? Да, нас — тебя и меня. Тех самых Бирсфордов, которыми все пренебрегают, которые никому больше не нужны?
— Угомонись, дорогая. Разговорами делу не поможешь.
— И все-таки, — смахнув слезинку, сказала Таппенс, — больше всего меня обидел наш друг мистер Картер.
— Но он же написал нам весьма любезное письмо.
— И ничего не сделал — даже надежды не подал.
— Так ведь он сейчас не у дел, как и мы. Состарился, поселился в Шотландии и ловит себе рыбку.
— Секретная служба могла бы все же что-нибудь для нас придумать, — не сдавалась Таппенс.
— А может, мы уже и не справимся, — возразил Томми. — У нас теперь, пожалуй, пороху не хватит.