Читаем Том Стволер (Tom Boler) полностью

Мыс нарядной тетенькой выходим на улицу. Через нормальную дверь, для больших. Дяденька с бородой и тетрадкой стоит на пороге с открытым ртом, он его даже не закрывает, потому что сейчас весна и тепло. Нарядная тетенька хлопает дверью, так что дверь даже дрожит, и дверка, которая для детей, тоже дрожит. Нарядная тетенька вдыхает теплый весенний воздух.

– Какой чудесный сегодня день. – Она берет меня за руку и ведет за собой по улице.

А я смотрю на нее и думаю: какая хорошая тетенька, такая хорошая и нарядная. Настоящая леди.

– Я только никак не могу понять. – Нарядная тетенька вдруг останавливается, улыбается и говорит: – Знаешь, как говорится… – Нарядная тетенька говорит, как говорится: – Пришел за коровой, ушел с бегемотом.

– С каким бегемотом? – Я не понимаю. – За какой коровой?

– Да, жизнь полна идиотизма, но как живой настоящий мальчик попал в НАПНДЖ?

– Здесь потому что заботятся о детях. Это такое специальное место для защиты детей.

Нарядная тетенька делает вид, что у нее подкосились ноги. А может, они и вправду подкосились. Я даже боюсь, что она упадет, но она не падает. Она очень хорошая. И нарядная. У нее темные волосы, такие… каштановые и кудрявые. И карие глаза. Она смотрит на меня, смотрит мне прямо в глаза и говорит:

– Мой прелестный малыш, ты разве не знаешь, что такое НАПНДЖ?

Нарядная тетенька показывает на плакат у двери. На плакате написано: «НАПНДЖ. Животные – они на всю жизнь. Они не только для смеха. Национальная ассоциация против насилия над домашними животными».

Я делаю задумчивое лицо. Смотрю на нарядную тетеньку.

– И вот мне хотелось бы знать, как ты оказался в собачьем приюте.

– Я пролез через дверь, – говорю. – Там была дверца, которая для детей.

– Она для собак.

– Для собак. Я пролез через эту дверцу. А потом лег на матрас, который был из соломы, и сразу заснул.

– И когда это было?

– У меня дома кончился весь «Тигр Антоний». Это такие специальные хлопья на завтрак. Но они кончились, и у меня стал голодный живот.

– Так, погоди. – Нарядная тетенька говорит: – Давай сперва сходим где-нибудь поедим, а потом ты расскажешь мне все-все-все. Кстати, меня зовут Прим.

– А я Том Стволер, мне девять лет.

– Как все официально. – Прим смеется и говорит: – Я Примула Дерябнула, мне тридцать семь. Да, я уже совсем старенькая. Но хорошо сохранилась. И я умираю от голода. – Прим берет меня за руку и говорит: – Я знаю тут одно место, там вкусно кормят.

Мы с Прим идем кушать в то самое место, где вкусно кормят. Прим ведет меня за руку, я улыбаюсь, и она улыбается, и еще я пою, но не громко, а про себя. Мы приходим в то самое место, и там есть дяденька, который тоже этническое меньшинство. Он говорит:

– Столик на двоих? Прим смеется и говорит:

– На одного с половиной.

Дяденька, который этническое меньшинство, смеется и говорит:

– На одного с половиной, да-да. Вот тут, у окна. Очень хорошее место. – Дяденька, который этническое меньшинство, отодвигает стул. Я сажусь, и дяденька пододвигает меня к столу вместе со стулом. Прим тоже садится. Дяденька, который этническое меньшинство, кладет нам на стол две книжки. Одну – для меня, и вторую-для Прим.

Я смотрю на книжку, которая для меня. Там написано: «Меню». Это какая-то скучная книжка, совсем без картинок.

Прим открывает свою книжку, читает ее, говорит:

– Так-так-так.

– Не хотите чего-нибудь выпить?

Прим смотрит на дяденьку, который этническое меньшинство, и говорит:

– Домашнего красного.

– Бокал домашнего красного. Прим улыбается:

– Бутылку.

Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.

– А для джентльмена?

Я верчу головой. Ищу этого джентльмена. Прим прикасается к моей руке:

– Том, малыш, он имеет в виду тебя. Ты будешь что-нибудь пить?

– Газировку с апельсиновым соком. Прим морщит нос.

– Вряд ли здесь подают газировку с апельсиновым соком. Может быть, выпьешь пока апельсиновый сок с газировкой? Y вас есть апельсиновый сок с газировкой?

Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.

– И дежурный обед на двоих. Хотя, если можно… – Прим смеется и говорит: – Можно сделать на одного с половиной? Том у нас еще маленький. Он много не съест.

– Конечно, мадам. Сэр. – Дяденька, который этническое меньшинство, наклоняется, как будто хочет завязать шнурки. Только он не завязывает шнурки. Он просто уходит.

Прим смотрит на меня и говорит:

– А теперь, Том, рассказывай. Свою историю жизни. Я делаю хмурое лицо.

– Давай, Том. Рассказывай.

– Я Том Стволер. – Я пожимаю плечами. – Я родился и вырос в Лондоне.

– А чем занимаются твои папа с мамой?

– Папа сейчас в тюрьме. На нефтяной вышке. Он занимается сексом.

– А мама?

– Она занимается сексом. Прим кивает.

– Понятно. Это все объясняет. И что кончился твой «Тигр Антоний». Кстати, напомни мне на обратном пути, чтобы я купила тебе пару пачек. Когда мы пойдем домой.

– Я домой не пойду, – говорю. – Там противно.

– Очаровательно.

– Это все из-за мусора, он воняет. Это мой дядя его принес, мусор. Его зовут дядя Мусорщик, он работает мусорщиком.

– Ага, понятно. Ты говорил про свой дом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Солнце
Солнце

Диана – певица, покорившая своим голосом миллионы людей. Она красива, талантлива и популярна. В нее влюблены Дастин – известный актер, за красивым лицом которого скрываются надменность и холодность, и Кристиан – незаконнорожденный сын богатого человека, привыкший получать все, что хочет. Но никто не знает, что голос Дианы – это Санни, талантливая студентка музыкальной школы искусств. И пока на сцене одна, за сценой поет другая.Что заставило Санни продать свой голос? Сколько стоит чужой талант? Кто будет достоин любви, а кто останется ни с чем? И что победит: истинный талант или деньги?

Анна Джейн , Артём Сергеевич Гилязитдинов , Екатерина Бурмистрова , Игорь Станиславович Сауть , Катя Нева , Луис Кеннеди

Фантастика / Проза / Классическая проза / Контркультура / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Романы
Белые шнурки
Белые шнурки

В этой книге будет много историй — смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях

Василий Сергеевич Федорович

Контркультура