Мыс нарядной тетенькой выходим на улицу. Через нормальную дверь, для больших. Дяденька с бородой и тетрадкой стоит на пороге с открытым ртом, он его даже не закрывает, потому что сейчас весна и тепло. Нарядная тетенька хлопает дверью, так что дверь даже дрожит, и дверка, которая для детей, тоже дрожит. Нарядная тетенька вдыхает теплый весенний воздух.
– Какой чудесный сегодня день. – Она берет меня за руку и ведет за собой по улице.
А я смотрю на нее и думаю: какая хорошая тетенька, такая хорошая и нарядная. Настоящая леди.
– Я только никак не могу понять. – Нарядная тетенька вдруг останавливается, улыбается и говорит: – Знаешь, как говорится… – Нарядная тетенька говорит, как говорится: – Пришел за коровой, ушел с бегемотом.
– С каким бегемотом? – Я не понимаю. – За какой коровой?
– Да, жизнь полна идиотизма, но как живой настоящий мальчик попал в НАПНДЖ?
– Здесь потому что заботятся о детях. Это такое специальное место для защиты детей.
Нарядная тетенька делает вид, что у нее подкосились ноги. А может, они и вправду подкосились. Я даже боюсь, что она упадет, но она не падает. Она очень хорошая. И нарядная. У нее темные волосы, такие… каштановые и кудрявые. И карие глаза. Она смотрит на меня, смотрит мне прямо в глаза и говорит:
– Мой прелестный малыш, ты разве не знаешь, что такое НАПНДЖ?
Нарядная тетенька показывает на плакат у двери. На плакате написано: «НАПНДЖ. Животные – они на всю жизнь. Они не только для смеха. Национальная ассоциация против насилия над домашними животными».
Я делаю задумчивое лицо. Смотрю на нарядную тетеньку.
– И вот мне хотелось бы знать, как ты оказался в собачьем приюте.
– Я пролез через дверь, – говорю. – Там была дверца, которая для детей.
– Она для собак.
– Для собак. Я пролез через эту дверцу. А потом лег на матрас, который был из соломы, и сразу заснул.
– И когда это было?
– У меня дома кончился весь «Тигр Антоний». Это такие специальные хлопья на завтрак. Но они кончились, и у меня стал голодный живот.
– Так, погоди. – Нарядная тетенька говорит: – Давай сперва сходим где-нибудь поедим, а потом ты расскажешь мне все-все-все. Кстати, меня зовут Прим.
– А я Том Стволер, мне девять лет.
– Как все официально. – Прим смеется и говорит: – Я Примула Дерябнула, мне тридцать семь. Да, я уже совсем старенькая. Но хорошо сохранилась. И я умираю от голода. – Прим берет меня за руку и говорит: – Я знаю тут одно место, там вкусно кормят.
Мы с Прим идем кушать в то самое место, где вкусно кормят. Прим ведет меня за руку, я улыбаюсь, и она улыбается, и еще я пою, но не громко, а про себя. Мы приходим в то самое место, и там есть дяденька, который тоже этническое меньшинство. Он говорит:
– Столик на двоих? Прим смеется и говорит:
– На одного с половиной.
Дяденька, который этническое меньшинство, смеется и говорит:
– На одного с половиной, да-да. Вот тут, у окна. Очень хорошее место. – Дяденька, который этническое меньшинство, отодвигает стул. Я сажусь, и дяденька пододвигает меня к столу вместе со стулом. Прим тоже садится. Дяденька, который этническое меньшинство, кладет нам на стол две книжки. Одну – для меня, и вторую-для Прим.
Я смотрю на книжку, которая для меня. Там написано: «Меню». Это какая-то скучная книжка, совсем без картинок.
Прим открывает свою книжку, читает ее, говорит:
– Так-так-так.
– Не хотите чего-нибудь выпить?
Прим смотрит на дяденьку, который этническое меньшинство, и говорит:
– Домашнего красного.
– Бокал домашнего красного. Прим улыбается:
– Бутылку.
Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.
– А для джентльмена?
Я верчу головой. Ищу этого джентльмена. Прим прикасается к моей руке:
– Том, малыш, он имеет в виду тебя. Ты будешь что-нибудь пить?
– Газировку с апельсиновым соком. Прим морщит нос.
– Вряд ли здесь подают газировку с апельсиновым соком. Может быть, выпьешь пока апельсиновый сок с газировкой? Y вас есть апельсиновый сок с газировкой?
Дяденька, который этническое меньшинство, кивает.
– И дежурный обед на двоих. Хотя, если можно… – Прим смеется и говорит: – Можно сделать на одного с половиной? Том у нас еще маленький. Он много не съест.
– Конечно, мадам. Сэр. – Дяденька, который этническое меньшинство, наклоняется, как будто хочет завязать шнурки. Только он не завязывает шнурки. Он просто уходит.
Прим смотрит на меня и говорит:
– А теперь, Том, рассказывай. Свою историю жизни. Я делаю хмурое лицо.
– Давай, Том. Рассказывай.
– Я Том Стволер. – Я пожимаю плечами. – Я родился и вырос в Лондоне.
– А чем занимаются твои папа с мамой?
– Папа сейчас в тюрьме. На нефтяной вышке. Он занимается сексом.
– А мама?
– Она занимается сексом. Прим кивает.
– Понятно. Это все объясняет. И что кончился твой «Тигр Антоний». Кстати, напомни мне на обратном пути, чтобы я купила тебе пару пачек. Когда мы пойдем домой.
– Я домой не пойду, – говорю. – Там противно.
– Очаровательно.
– Это все из-за мусора, он воняет. Это мой дядя его принес, мусор. Его зовут дядя Мусорщик, он работает мусорщиком.
– Ага, понятно. Ты говорил про свой дом.