Читаем Том Стволер (Tom Boler) полностью

Дяденька, который этническое меньшинство, приносит стакан апельсинового сока и бутылку вина. Наливает вино в бокал, ставит бутылку на стол.

– Я подумала, ты говорил про мой дом. Там уж точно ничем не воняет. А если когда чем и пахнет, то пахнет вкусно. – Прим говорит: – Цветами, и ароматными палочками. И мужчинами, разумеется. Кстати сказать. Что ты там говорил про своего дядю Мусорщика?

– Это мой дядя. Он сейчас в тюрьме. Все сидят в тюрьме. И папа, и дядя. Все-все.

Прим отпивает вино, говорит:

– Трагедия рабочего класса.

– Да нет, – говорю. – Они вообще не работают. Они занимаются сексом. Даже мой дядя. Ему всегда везет с женщинами.

– Правда?

– У него есть такие трусы, которые нравятся женщинам и сводят женщин с ума. Такие шелковые трусы.

– И что, это работает?

– Да нет, – говорю. – Он вообще не работает. Он в тюрьме.

– В шелковых трусах. – Прим смеется и говорит: – Наверное, этот твой дядя знает толк в сексе.

– А что, в тюрьме занимаются сексом?

– Наверное, да. Я бы вот занялась. – Прим делает мечтательное лицо. – Все эти огромные, грубые, волосатые мужики…

– А вам нравятся грубые и волосатые мужики?

– Том, ты еще маленький для таких разговоров. – Прим делает строгое лицо и говорит: – А вот и наши закуски.

Мы с Прим идем вдоль по улице. Прим ведет меня за руку, я улыбаюсь, и она улыбается, и еще я пою, про себя. Прим спотыкается и падает в кусты. Я тяну ее за руку, помогаю подняться. Она очень смешная – Прим.

Мы с ней оба объелись. В том месте, где вкусно кормят. Прим выпила целую бутылку вина и стала такая смешная-смешная. Я выпил свой сок, апельсиновый с газировкой, и тоже стал очень смешной. Только не по-настоящему, а понарошку. Это я так притворялся. Потом Прим расплатилась. Дала тому дяденьке, который носил нам еду, специальный лазерный пистолет, который стреляет цифрами-деньгами. Потом мы вышли из этого места, где вкусно кормят, и Прим споткнулась и упала в кусты.

Я тяну ее за руку, помогаю подняться.

А потом смеюсь, и сам падаю в кусты, и кричу:

– Помогите, я упал в кустики!

– Кстати о кустиках. – Прим смеется и говорит: – Может быть, ты их мне пострижешь. Потом. Когда мы придем домой. Ну, если вообще доберемся до дома.

Я не слушаю. Я лежу на траве в кустах.

– У тебя как раз подходящий рост. – Прим снова падает в кусты. – Мне даже не надо будет вставать на стул.

Я не слушаю. Я смотрю на витрину, которая в магазине.

Прим поднимается на ноги, поднимает меня и говорит:

– Что там? Ты что-то увидел?

Там целая гора коробок с «Тигром Антонием». И еще там написано на бумажке: «Тигр Антоний». Овсяные хлопья для детского завтрака. Распродажа за полцены».

– Ага, нам с тобой повезло. Давай купим тебе твоих хлопьев. – Прим идет в магазин, открывает дверь, спотыкается, падает, но тут же встает и говорит продавцу: – Нам, пожалуйста, сто пятьдесят коробок. Антония. – Прим спотыкается, падает, встает на ноги и говорит: – Тигра.

У продавца есть фургончик. Мы все забрались в фургончик. Дяденька-продавец сел за руль. Прим – рядом с ним. На переднем сиденье. А я сижу сзади, вместе со ста пятьюдесятью коробками «Тигра Антония». Прим, которая сидит рядом с дяденькой-продавцом, говорит:

– Вы женаты?

Это она говорит дяденьке-продавцу, а он отвечает ей:

– Да, я женат.

– И счастливы в браке?

– Ага.

– Вот жопа.

Я смотрю на сто пятьдесят коробок и думаю: это все – «Тигр Антоний». Мечта всей жизни. А мой живот думает и мечтает: да, надо скорее все это съесть.

Прим открывает сумку и говорит:

– Куда я его задевала? – Она оборачивается ко мне и спрашивает: – Том, ты не знаешь, куда я дела свой кредитный пистолет?

– Вы его оставили в том месте. Где вкусно кормят.

– Вот жопа. – Она смотрит на дяденьку-продавца, который сидит за рулем, и говорит: – Я бы, Наверное, и голову давно потеряла. Не будь на ней столько кудряшек. Могу я вам выписать чек? Том, подожди меня здесь. Я схожу за своей чековой книжкой. – Прим открывает дверцу фургончика и выходит наружу.

Я смотрю на коробки с «Тигром Антонием». Считаю их. Раз. Два… Раз…

Возвращается Прим, залезает обратно в фургончик. Машет чековой книжкой, улыбается и говорит:

– Тру-ля-ля.

Прим живет в большом доме, в роскошной квартире, в самом роскошном квартале Лондона. Здесь много больших и красивых домов, они все покрашены в белый цвет, и у них очень смешные окна, такие… старинные, наверху круглые, а снизу – квадратные. Квартира Прим – она в самом низу. Туда даже нужно спускаться по лестнице. Прим спускается вниз по лестнице, отпирает дверь и говорит:

– Стыд и срам, а не квартира. В свое оправдание могу сказать только, что она не моя.

И вовсе не стыд и не срам. Очень даже роскошная квартира.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Солнце
Солнце

Диана – певица, покорившая своим голосом миллионы людей. Она красива, талантлива и популярна. В нее влюблены Дастин – известный актер, за красивым лицом которого скрываются надменность и холодность, и Кристиан – незаконнорожденный сын богатого человека, привыкший получать все, что хочет. Но никто не знает, что голос Дианы – это Санни, талантливая студентка музыкальной школы искусств. И пока на сцене одна, за сценой поет другая.Что заставило Санни продать свой голос? Сколько стоит чужой талант? Кто будет достоин любви, а кто останется ни с чем? И что победит: истинный талант или деньги?

Анна Джейн , Артём Сергеевич Гилязитдинов , Екатерина Бурмистрова , Игорь Станиславович Сауть , Катя Нева , Луис Кеннеди

Фантастика / Проза / Классическая проза / Контркультура / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Романы
Белые шнурки
Белые шнурки

В этой книге будет много историй — смешных, страшных, нелепых и разных. Произошло это все в самом начале 2000-х годов, с разными людьми, с кем меня сталкивала судьба. Что-то из этого я слышал, что-то видел, в чем-то принимал участие лично. Написать могу наверное процентах так о тридцати от того что мог бы, но есть причины многое не доверять публичной печати, хотя время наступит и для этого материала.Для читателей мелочных и вредных поясню сразу, что во-первых нельзя ставить знак равенства между автором и лирическим героем. Когда я пишу именно про себя, я пишу от первого лица, все остальное может являться чем угодно. Во-вторых, я умышленно изменяю некоторые детали повествования, и могу очень вольно обходиться с героями моих сюжетов. Любое вмешательство в реализм повествования не случайно: если так написано то значит так надо. Лицам еще более мелочным, склонным лично меня обвинять в тех или иных злодеяниях, экстремизме и фашизме, напомню, что я всегда был маленьким, слабым и интеллигентным, и никак не хотел и не мог принять участие в описанных событиях

Василий Сергеевич Федорович

Контркультура