Томек и таинственное путешествие

— С самого начала скандала я пытаюсь найти способ это сделать, — задумчиво ответил Смуга. — Гм… Томек еще несовершеннолетний. Думаю, что опекун имеет право выступить в дуэли вместо него.

— Честное слово, прекрасная мысль, — обрадовался боцман.

— Нашкин и Тухольский, кажется, люди порядочные, они, наверное, согласятся, чтобы я заменил Томека.

— Ничего подобного! — порывисто заявил моряк. — Отец Томека поручил его моей опеке, значит и стреляться за него буду я. Не дай бог, что-то случилось бы, я тогда не смог бы показаться на глаза Вильмовскому и Салли!

— Вот что, боцман! Я знаю, что вы за любого из нас не задумываясь пойдете в огонь и воду, но я здесь начальник, поэтому мне и карты в руки. Вы поклялись меня слушаться. Я сам выступлю на дуэли, лишь бы только секунданты и Голосов не возражали. Мы должны обязательно обезвредить Голосова.

— Раз вы заговорили о послушании, мне придется уступить, но, если вам не посчастливится, я без всяких дуэльных проволочек сам расправлюсь с Голосовым.

— Ерунду городишь! Если со мной случится что-нибудь плохое, я приказываю вам с Томеком немедленно отправиться в лагерь к Вильмовскому и предостеречь его об опасности. Голосов и так уже слишком много знает.

— Ах, о чем говорить, ведь вы его укокошите с первого выстрела! А ты что? Что это с тобой? — изумленно обратился боцман к Томеку.

Томек, бледный как полотно, вперил пылающий взгляд в лица друзей и тяжело задышал.

— Томек, что с тобой? — воскликнул перепуганный Смуга.

Ища выход из трудного положения, они совсем забыли о Томеке. А тот, возмущенный до глубины души, не мог произнести ни слова. Лишь после длительного молчания он взял себя в руки и сказал с дрожью в голосе:

— Значит, вы… хотите сделать из меня… труса! Вы боитесь, что… он меня… застрелит… Что подумают обо мне люди?! И Наташа… и Збышек! Если вы не позволите мне стреляться, я покончу с собой от стыда… клянусь вам!

На глазах Томека показались слезы. Боцман вскочил со стула:

— Браток, дорогой, это совсем не пришло мне в башку! Правда! Но что мы сказали бы отцу?

— Что вы сказали бы отцу? То же самое, что должен буду сказать я, если с кем-нибудь из вас случится несчастье! — ответил Томек, вытирая слезы носовым платком. — Я знаю, что вы хотите пожертвовать собой за меня, но ведь это я вызвал штабс-капитана на дуэль…

Смуга сидел неподвижно, всматриваясь в темное окно. Он повернулся к друзьям, когда полностью совладал с волнением.

— Что ж, боцман, мы забыли, что Томек, несмотря на молодость, в самом деле храбрый мужчина, — серьезно сказал он. — Во время всех экспедиций он наравне с нами переносил все тяготы и опасности. О человеке свидетельствуют поступки, а не возраст. Томек, ты будешь стреляться с Голосовым.

— У меня сердце разрывается на части от одной этой мысли… но я вижу, что иначе поступить нельзя, — сказал боцман, тяжело вздыхая. — Теперь, дорогой браток, возьми себя в руки и послушай хорошего совета. Выстрел из пистолета никогда не бывает точным, поэтому целься низко, прямо в живот, тогда его положишь наверняка!

— Время не ждет, давайте говорить о деле, — сказал Смуга, когда они опять уселись друг против друга. — Какие у тебя планы, Томек?

— Я хочу обезвредить штабс-капитана, — ответил Томек. — Если мне посчастливится, Голосов на несколько недель выйдет из строя и не сможет нам вредить. А мы за это время доберемся до лагеря, схватим Павлова и отправимся прямо к Алдану.

— Нет сомнения, что, если нам удастся обезвредить Голосова, мы выиграем довольно много времени, — согласился Смуга. — Поэтому мы не можем согласиться лишь на обмен выстрелами, что может ни к чему не привести. Боцман, идемте к секундантам Голосова. Томек, у тебя не дрогнет рука, когда ты будешь целиться в человека? Помни, речь идет о жизни и смерти всех нас!

— Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, — твердо ответил Томек.

Смуга и боцман вышли из комнаты. Томек остался один. Только теперь он отдал себе отчет в ответственности, которую возложил на свои плечи. «Целься низко, прямо в живот…» — припомнил Томек слова боцмана. Подумав о возможном убийстве, Томек вздрогнул… Правда, Голосов, желая выслужиться, преследовал ссыльных и пакостил им изо всех сил, но все же он мог считать, что исполняет свой долг.

«Можно ли убить человека только за то, что он опасен для нас?» — размышлял Томек. Ему казалось, что перед ним предстал отец. Он видел его серьезное, сосредоточенное лицо. Нет-нет, отец воспротивился бы убийству штабс-капитана! Он, наверное, сказал бы, что такой поступок граничит с предательством и трусостью! По всей вероятности, отец и так не похвалит их за кровавую битву с хунхузами. Томек пытался убедить себя, что хунхузы — это злые, жестокие люди, которые принесли множество вреда мирным жителям.

Несмотря на это, он не мог полностью заглушить голос совести.

«Нет, я не должен убивать Голосова, — решил он. — Если я преодолею собственный страх, мне, наверное, удастся на время его обезвредить».