Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

Но местность, дома, люди, машины почти не менялись, сменившись зримо после Германии. Здесь все потрепаннее, нежели в Германии, впечатление, что немного старее. Церкви с французскими широкими крестами. Очень похожие были в России в эпоху средневековья, только без загогулин в вершине и по бокам.

Ты – мишень мира. А я – твоя мишень.

Париж начинается на Северном вокзале. Нет. Начинается он в раннем детстве, когда мы знакомимся с героями Дюма, Гюго и Робеспьера, Французской революцией и Наполеоном Бонапартом. Начинается однажды и на всю жизнь.

Париж. Правда. Естественное, почти бренное состояние.

Notre Dame de Paris – Собор парижской богоматери. Notre Dame de Paris – это центр мира, на всех языках мира говорят и живут здесь. Я люблю детство не потому, что оно было хорошим, нет. Просто оно никогда не вернется, потому о нем можно фантазировать сколь угодно и что угодно. Париж – это мое детство, вот оно почти на ладони, смотри на него и люби его, люби себя и доверяй себе. Париж жил во мне всегда, мы с ним были неразлучны.

Динамичный редкостно мир. Поразительно. Мне здесь нравится. Этот мир вобрал в себя все – и живет этим всем.

Центр Помпиду. Не столь уж и могучее создание. Самое интересное – начинка. Центральная экспозиция „Лицо истории 20 столетия“. Русских немного, наиболее известные – Шагал, Кабаков, Меламид и K°., в самом конце экспозиции – фильм Сокурова – „Духовные голоса“: Таджикистан, афганская граница, российские пограничники, медитация. Двадцатый век сделала журналистика – все беды и достижения освящены ее присутствием. И, конечно, современное искусство – попытка выйти из ограничений формы: много невероятно энергичных и сильных картин, которые запоминаются навсегда, большая часть имен неизвестны.

И разные концептуальные акции – это такие полнокровные ответы на мучительные внутренние вопросы. Мировая религия 20 века – информация. Франция 20 века – это век искусства, и 19 век – в ту же степь. Не было бы Гюго – не было бы феномена Notre Dame de Paris. Помнишь наш разговор насчет Эйзенштейна и Потемкинской лестницы в Одессе? О переплетениях реальности и искусства. Здесь эти переплетения серьезны, в Париже настоящая жизнь только в таких переплетениях. Пока основные нации Европы себя пожирали, французы созидали мир искусства. Религия по сравнению с искусством – во Франции на втором месте. Искусство здесь не просто элемент жизни, а сама жизнь. Это – столица мира. Мира, который живет по законам искусства, а не политики, не экономики.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее