Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене

Поздно вечером отправился на Брайтон Бич. Русские кварталы. Пирожки на улице, борщ в ресторане, грязь на прилавках. Говорят, здешние русские питаются лучше средних американцев. Первыми здесь когда-то поселились одесситы, и привезли свои представления о достатке, комфорте и сытой, покойной жизни. Ведь не одесситы строили Одессу, а поэтому Брайтон Бич интересен, а бездарен. А интересен только одним местом – набережной на берегу Атлантического океана. Набережная дощатая, деревянные перила, стоят скамейки, ходят старики и старушки. В рюмочной на набережной матрешки: глупо до жалости. Московская и петербургская интеллигенция никогда здесь не селились.

Сабвей врубается в русские кварталы с шумом и грязью. Я тебя люблю. Мне отчего-то сделалось грустно и горестно. Печаль в моем сердце. Как я хочу тебя видеть и целовать, любить и обнимать, долго-долго. Помнишь, как мы с тобой в последнюю ночь любились без устали много часов подряд, это был даже не секс, а какая-то новая жизнь, которая состояла только в том, чтобы любить друг друга, и, наконец-то, божественную оболочку – тело, отлюбить так, чтобы эта оболочка сделалась почти прозрачной и растворилась в объятиях, а страсть уже и не страсть вовсе, а просто вещество жизни, которая переливается из одного тела в другое плавно или резко, и удовольствие перестает быть наваждением, удовольствие становится дыханием и мыслью, светом и истиной, памятью и существом жизни. Любовь – как обратная сторона жизни, которая всегда в тени.

Одеваются в Нью-Йорке демократичнее московской публики, но намного дороже. А эти самые топ– и разные иные менеджеры одеваются точно так, как и московские, и также крутят носом от амбиций и осознания собственного величия. Нью-йоркская публика резче, многограннее и все же богаче, наконец, интернациональнее. В гостиницу нас вез пакистанец, швейцар в гостинице африканец, официант в ресторане марокканец. Неквалифицированный труд – эмигранты и цветные. Также теперь и в России.

Но и не так, как в России. Если средний американец чего-то не понимает, этого для него нет вовсе. Средний американец – примитивный идеалист. Эти вечные улыбки большей частью от ограниченности, а не от радушия.