Читаем Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене полностью

«Шляпа набухла от дождя. Холодного осеннего дождя, способного вызвать неосторожное приподнятое настроение, делающее тебя возвышенным иррациональным идиотом, который ничего не боится, разве что воспоминаний о потерях. Тебя уже никогда не будет рядом. Какое же это горе. Горе! Горе! Горе мое! Ад ее желаний продолжает тяготить мою душу и выворачивает память наизнанку, превращая память в задачу, решение которой позволяет спастись от гибели. Я всегда был в pастеpянности пеpед этим вpеменем, скpывающимся под именем Софья. И всегда мечтал о ней. Ну нет. Хватит пережевывать минувшую смерть.

Прошел год. Боль все равно останется со мной навсегда. Сердце тянущий стон! Зачем я сюда приехал? Убедиться в том, что её уже нет на свете. И ничего нет на свете. Ничего. Господи! Ну за что мне эта тяжесть и эта боль. Кто я такой, чтобы меня испытывать таким страданием, такой памятью, которая со временем усиливается, а по мере ее укрепления, я ухожу в мир памяти, и я становлюсь лишним здесь. Меня уносит все сильнее куда-то, где я никогда не был. Я боюсь и не хочу этого страдания. Мне плохо. Я не знаю, что меня ожидает там. Может быть там ждет меня Софья? А, собственно, зачем я сопротивляюсь? Разве здесь меня кто-нибудь ждет? Разве здесь меня кто-нибудь удерживает? Может быть мне стоило бы уйти в мир памяти, туда, к Софье, где чисто, как в стерильном раю. А что здесь осталось? На месте пещеры на берегу Москвы-реки куча мусора. На всем дух потерянности. Дом стоит пустой и жалкий.

Совсем, как год назад, осенние листья окружили меня неожиданным участливым облаком. Неприкаянные оборванцы – они сопровождают меня, нарушая все земные законы, летят рядом со мной параллельно земле.

Год назад стояла такая же терпкая осень. Промозглый октябрь кишел струпьями мокроты в воздухе, на земле, в глазах прохожих и на окнах домов. И даже капли дождя казались излишне сырыми. Глубокая осень. Листья потеряли неожиданную привлекательность ранней, еще невинной сентябрьской смерти, и превратились в летучий мокрый навоз, который вдруг прилепляется к щеке, и вздрагиваешь от омерзения.

Перейти на страницу:

Все книги серии Terra-Super

Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)
Под сенью Молочного леса (сборник рассказов)

Дилан Томас (Dylan Thomas) (1914–1953) — английский РїРѕСЌС', писатель, драматург. Он рано ушел из жизни, не оставив большого творческого наследия: немногим более 100 стихотворений, около 50 авторских листов РїСЂРѕР·С‹, и множество незаконченных произведений. Он был невероятно популярен в Англии и Америке, так как символизировал новую волну в литературе, некое «буйное возрождение». Для американской молодежи РїРѕСЌС' вообще стал культовой фигурой.Р' СЃР±орнике опубликованы рассказы, написанные Диланом Томасом в разные РіРѕРґС‹, и самое восхитительное явление в его творчестве — пьеса «Под сенью Молочного леса», в которой описан маленький уэльский городок. Это искрящееся СЋРјРѕСЂРѕРј, привлекающее удивительным лиризмом произведение, написанное СЂСѓРєРѕР№ большого мастера.Дилан Томас. Под сенью Молочного леса. Р

Дилан Томас

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее