Томление (Sehnsucht) или смерть в Висбадене

„А я продолжаю свое невыносимое движение к смерти тела“.

Казалось, что пока они не встречались, с тех пор, когда Софья отправилась в путешествие по параллельным местам, чтобы найти ответ на мучивший ее вопрос, – ее тело сделалось не то чтобы прозрачным, но каким-то зыбким, легким, с налетом невесомости в границах прежнего тела.

„Милая, ты разжижаешься“.

„Дурак. Мог бы промолчать. Знаю. Так мы и умираем. Как святые. Но святые Богу на земле больше не нужны, он намерен остаться наедине с многоликим телом, а Дух Святой забрать с земли“.

„Кажется, она сошла с ума?! Что ты несешь, родная моя?“

„Ты прав. Ну, пойдем. Я покажу тебе аллею моих предков. Помнишь, одна из моих картинок прошлого, самая последняя – история про бывшего языческого священника, которому дерево родило ребенка, девочку. И от этой девочки пошли все наши пророчицы. Когда они, как ты выразился, разжижались, их тела превращались в деревья, и чья-то заботливая рука высаживала их здесь, в этом громадном подземном сне“.

„Здесь целый лес!“

„Конечно, нас было много. И вот там мое место. Видишь, там, где самая зеленая, самая молодая, трава, там на краю леса я буду последняя. После меня никто уже не вырастет“.

„Разве. Разве ты знаешь, что тебя ожидает в завтрашнем дне?“

„Это – уже сегодняшний день. Прощай, радость моя“.

„А как же?!“

„Все“.

Софья почти толкнула его в плечо.

„Иди. Иди отсюда. Не хочу больше тебя видеть. Хочу остаться одна. У меня болит голова. И я устала“.

„Какой-то бред! Бред! Бред. Голова… Деревья… Где я, в конце концов?!“

„А ты глупее, чем я думала“.

„Да, пошла ты“.

Они кинулись друг другу в объятия. Слезы хлынули из глаз. Слезы прощения и прощания. Его руки ушли на ее задницу, а в глазах застыл испуг. Он не знал, что делать. Она не переставала плакать. Софья оплакивала всех ушедших прежде времени пророчиц, она оплакивала несколько столетий. И руки ее скребли по спине приятеля.

„Господи! Любимый мой!“

„Что ты сказала?“

„Не знаю. Не помню“.

Лишь руки скребли ненавистное еще совсем недавно тело. Она уже ничего не видела от слез, но остановиться не могла. Она плакала. И она любила.

„Жизнь моя. Мне, кажется, у меня сердце в груди не помещается“.

Взрыв света окружил их. На лицах Софьи и приятеля появились маски, с грубыми чертами лица, причем, на головах возникли какие-то набалдашники – что-то типа маленьких, но очень ладных корон. Но самая изумительная перемена состояла в том, что одна маска была черного цвета, другая – белого.

А затем?!