Читаем Тонкая грань полностью

Километрах в десяти выше по течению начинался заповедник. Там, в верховьях реки, действительно водилась эта дивная горная рыба, которую ловить запрещалось. Но два хороших человека всегда могли договориться друг с другом, особенно Иваныч.

Когда мужики уже лихо опорожнили свои стаканы, молодой, принюхиваясь, еще морщился, но, не желая отставать от мужиков, с трудом проглатывал обжигающую небо светло-желтую жидкость.

Закусывая большим хлебным ломтем и запивая его из ложки наваристым бульоном, Иваныч косился на молодого парня:

– Что в первый раз что ли? Или много тебе налил?

– В первый, – ответил парень, промаргивая невольную слезу, и тут же запивая ее ухой.

– Ну, тогда с почином, – ответил Иваныч, вновь разливая из бутылки, наливая в этот раз молодому поменьше. – Мужик!

Когда насытили первый, накопленный за день голод, парень неожиданно спросил: «Иван Иваныч, а ты что,афганец?»

– Я – воин, – медленно процедил Иваныч, придавливая взглядом и топорща усы. – Воин-интернационалист.

– Ну, ты воевал? – продолжал парень.

– Исполнял свой интернациональный долг, – опираясь на локти, продолжал давить глазами Иваныч.

– Расскажи ему, – вступился старший за парня. – У него своя война.

– Какая у него еще война, в его-то возрасте, – нехотя отступая, произнес Иваныч, закуривая вторую сигарету.

– Рак, – просто ответил старший. – Дырки ему свои покажи.

Иван Иваныч тяжело задумался. Внимательно оглядел шестнадцатилетнего пацана и задрал правой ладонью застираннуюдесантуху. Чуть повыше тазовой кости и нижнего ребра обнажились заросшие округлые неровные рубцы. За столом повисла тишина.

Потом, может от выпитого, может от рассказа Иваныча, парень долго молчал.Затем встал, вышел из освещенного круга и побрел в темноту. Старшой пошел за ним.

Всхлипывания доносились у реки. Пацан сидел на голой земле и рыдал. Увидев чью-то приближающуюся фигуру, крикнул: «Уди отсюда!». Резко ударив руками по земле, он попытался вырваться из крепких объятий друга. Потом, еще порывисто дергая плечами, устало затих.

– Я не хочу умирать, слышишь? Не хочу! – дёрганья прекратились. – Это ты, все ты виноват. Не надо было пить водку. Она меня убьет окончательно.

– Водка не убьет, если не будешь пить запоями. А убьешь себя раньше времени ты, если не сумеешь с собойсправиться. Все, пошли спать.

Он поднял податливое тело и повел вверх по тропе. Уложил почти отключившегося парня на скрипучую кровать, укрыл одеялом и снял с него видавшие виды кроссовки.

Утро

Старшой разбудил парня рано. Бросил на его кровать полотенце: «Пошли!»

– Куда? – соннопротянулмолодой, по-детски протирая глаза.

– На реку, рассвет встречать.

К берегу спускались по мокрой от ночной росы траве. Было тихо. Туман покрыл реку толстым ватным одеялом. Вода, остывшая за ночь, лениво плескалась в прибрежных камнях. Редкая птица подавала знак с другого берега. Было прохладно.

Стали раздеваться.

–Ну как? Голова не болит? – спросил старшой.

– Болит, – нехотя ответил парень.

– Из вчерашнего что-то помнишь? – складывая аккуратно на камень одежду, продолжал старший.

– Почти все, а что?

– Это важно.Когда потом будешь выходить из наркотического похмелья, важно помнить, что было накануне, и не терять своих вчерашних желаний. Особенно береги предыдущие впечатления.

– Я понял, – протянул парень, готовясь окунуться в ледяную воду.

– Постой. Сделай так. Поставь ноги на ширину плеч, вскинь голову, подними руки и с силой выдохни вперед. Повтори вдох-выдох, как бы прогоняя через себя руками воздух с головы в ноги. Видел в кино шаолиньских монахов? Примерно в таком стиле.

Парень повторил движения раза три, ему стало намного теплее. Напрягая поочередно руки, грудь, живот, бедра и икры ног, он чувствовал движение крови. Расслабляя мышцы на вдохе и концентрируясь на выдохе, проталкивая через тело комок воздуха, он получал невиданную бодрость. Дыхание выровнялось.

– А сейчас закрой глаза и представь, как сквозь тебя сверху вниз проходит энергия, – учил старшой. – Каждую клеточку свою представь, как она получает кислород, принимает и передает энергию дальше.

Парень повторял. Ему даже стало нравиться. Он добавил движения рук вперед, в стороны, приседал на широко расставленных ногах, делал выпады. Его глаза при этом были закрыты. Дышал он ровно и размеренно.

– Тихонько заканчивай. И в последний прогон напрягись. Закрой эту энергию сохранив тепло в теле, – посоветовал старший, сам выполняя похожие короткие, но от того более действенные упражнения. – А сейчас вводу, – скомандовал он, когда они оба открыли глаза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее