Тонкая работа

— Ну посудите сами: разве может джентльмен отказать себе в удовольствии поухаживать за дамой весеннею порой? — Он задирает голову. — Посмотрите на небо, Мод. Какая противная синева! Не подходит по цвету к моим перчаткам. Вот она, природа. Никакого чувства моды. Небо над Лондоном все же знает приличия: всегда тускло-серое, как стены в ателье.

Улыбнувшись, он снова прижимает меня к себе:

— Но, конечно же, вы скоро сами все увидите.

Я пытаюсь представить себя в ателье портнихи. На память приходят строки из «Модисток». Обернувшись, бросаю взгляд на Сью. Она смотрит на нас, и мне кажется, ее радует, что подол моей юбки облепил его ногу. И снова я делаю попытку отстраниться, и снова он удерживает меня.

— Да отпустите вы меня наконец! — чуть не кричу я. Не отпускает. Тогда я заявляю: — Должно быть, вам просто нравится мучить меня, вы же видите, что мне неприятно, когда меня сжимают.

— Мужчины — и я не исключение, — говорит он, глядя на меня в упор, — всегда стремятся заполучить то, чего у них нет. Я жду с нетерпением, когда наш союз будет заключен. Когда это произойдет — вот увидите, — мой пыл довольно быстро иссякнет.

Я молчу. Так мы идем рука об руку; потом он отпускает меня, чтобы зажечь сигарету. Я поглядываю на Сью. Мы поднялись на холм, ветер тут сильнее, несколько каштановых прядей выбились из-под ее чепца, падают на глаза. Она тащит за нами сумки и корзины, руки заняты — поправить волосы не может. Плащ раздувается у нее за спиной, как парус.

— Как она? — поинтересовался Ричард, сделав затяжку.

— Ничего, — отвечаю я, снова уставясь вперед.

— Все покрепче, чем эта Агнес. Бедняжка Агнес! Как она, интересно?!

Он снова берет меня под руку и смеется. Я и не думаю улыбаться, и смех увядает.

— Ну же, Мод, — говорит он с укоризной, — что вы, как старая дева, не понимаю. Что с вами приключилось?

— Ничего не приключилось.

Он смотрит на меня сбоку.

— Тогда чего же вы тянете? Все готово. Я снял для нас дом в Лондоне. А лондонские дома стоят недешево, знаете ли…

Я продолжаю молча шагать рядом. Он смотрит и ждет ответа. Снова прижимает меня к себе.

— Надеюсь, вы не передумали? Нет?

— Нет.

— Точно?

— Ну да.

— А что же тянете?

Я молчу.

— Мод, я хочу знать. Что-то случилось во время моего отсутствия. Что?

— Ничего не случилось, — отвечаю ему.

— Ничего?

— Ничего, кроме запланированного.

— И вы знаете, что должны делать дальше?

— Разумеется.

— Тогда действуйте! Покажите, как влюблены, улыбайтесь, краснейте, говорите всякие глупости.

— А разве я этого не делаю?

— Делаете — только в последний момент все портите, строите гримасу или отшатываетесь. Как сейчас, например. Да прижмитесь же к плечу, черт бы вас побрал. Вы от этого не помрете! Извините… — При этих словах я застыла как вкопанная. — Извините, Мод…

— Пустите мою руку, — требую я.

И мы идем дальше, рядком, но молча. Сью тащится позади и дышит тяжело, как будто тяжко вздыхает. Ричард бросает окурок, выдирает пучок травы и принимается хлестать по ботинкам.

— Какая тут грязь! — говорит он. — Зато какое удовольствие для малыша Чарльза.

И улыбается загадочно. Потом вдруг нога его оскальзывается — он спотыкается и чуть не падает. Выругавшись, придирчиво оглядывает меня.

— А вы отличный ходок. Вам нравится гулять? В Лондоне у вас будет такая возможность. По паркам, например. Или можете не ходить, если не хочется, — наймете экипаж, и вас будут возить или носить повсюду…

— Я разберусь, что мне делать.

— Правда? Неужели? — Он подносит травинку к губам и смотрит задумчиво. — Интересно. Думаю, вы боитесь. Но чего? Одиночества? Я угадал? Но богатому человеку, Мод, одиночество не грозит.

— Думаете, я боюсь остаться одна?

Мы уже подошли к ограде дядиного парка. Ограда высокая и серая, словно припорошенная пудрой.

— Думаете, я этого боюсь? На самом деле я не боюсь ничего.

Он бросает пучок травы наземь, берет меня под локоть.

— Тогда почему же, — спрашивает он, — вы испытываете мое терпение, заставляя ждать?

Я не отвечаю. Поравнявшись со стеной, мы замедляем шаг, но, заслышав позади учащенное дыхание Сью, снова пускаемся чуть не бегом. Когда он продолжает свою речь, то говорит уже другим тоном:

— Вы тут недавно упрекали меня: я, дескать, вас мучаю. Но, по-моему, вы сами себя мучите по собственной воле, оттягивая время.

Я пожимаю плечами, будто мне все равно, хотя на самом деле слова его меня глубоко задели.

— Дядя то же самое мне однажды сказал, — оправдываюсь я. — До того, как я стала похожей на него. Какое ж тут мучение — ждать? Для меня это привычное дело.

— А для меня — нет, — отвечает он. — И привыкать не собираюсь. Я и так в жизни слишком многого лишился — и все из-за ожидания! Теперь я стал умнее — я подгоняю события, как мне удобнее. Этому я прекрасно выучился, так же как вы — терпению. Вы меня понимаете, Мод?

Я опускаю ресницы.

— Я не хочу вас понимать, — говорю я устало. — Лучше бы вы помолчали.

— Мне надо, чтобы вы услышали наконец.

— Что услышала?

— А вот что. — И он приближает губы к самому моему лицу. От его бороды, от губ, от самого дыхания разит дымом, как от нечистого.

Он говорит: