Тонкий лед

Несколько фраз почти лишили его сил, Альвдис видела, и потому рассудила, что теперь можно его отвязать. Она хотела распутать веревку, но та пропиталась водой и не желала поддаваться; тогда Альвдис взяла нож и разрезала путы. Конечно, Халлотта не похвалит, не стоит вот так переводить веревки, придется сплести новую взамен. Мужчина попытался присесть, однако был слишком слаб — на смену бредовой одержимости пришла страшная, болезненная усталость.

— Тебе нужно спать, — сказала ему Альвдис, — спать много. — Она старалась говорить медленнее и выбирать простые слова, чтобы монах ее понимал. — Теперь ты сможешь есть, я сварю тебе суп.

— Где я? — Он оставил попытки приподняться и теперь просто лежал, тяжело дыша и не спуская взгляда с Альвдис.

— Ты в поселении Флаам в Аурланде.

— В северных землях?

— Да.

Монах слабо усмехнулся.

— Значит, я в плену?

— Тебя захватили во время битвы, как и остальных. — Альвдис снова коснулась его лба. — Не нужно говорить так много. Сейчас я дам тебе отвар, и ты поспишь.

— Ты права, — ответил он после паузы, — все равно этого не изменишь… — Добавил еще что-то на своем языке и закрыл глаза. Когда Альвдис вернулась к нему с отваром, монах уже снова спал.

Халлотта, когда пришла некоторое время спустя, очень удивилась перемене в состоянии пленника.

— Ты, кажется, выпросила его жизнь у богинь судьбы, — улыбнулась старая лекарка, глядя на спящего. — Что же, если так, можно пока не перекладывать его на солому («Смерть на соломе» — так называлась смерть от старости или от болезни, ибо умершего, по обычаю, перекладывали на пол, на расстеленную там солому. — Прим. автора). Твой отец будет доволен, что ты сберегла ему жизнь ещё одного раба.

Во второй раз монах проснулся следующим утром, и кроме Альвдис, в доме Бьёрга находилась Бирта. Она опасалась пленника, ещё недавно буйствовавшего, а теперь подозрительно мирного. Но бред ушел и не вернется больше, Альвдис это точно знала, как будто кто-то шепнул ей на ухо. Она приготовила суп, и когда монах очнулся ото сна, в доме пахло похлебкой и свежей соломой, а открытая дверь впускала в обиталище болезни дивный прохладный воздух.

На сей раз сил у пленника оказалось больше, и он смог сесть, прислонившись к стене. Альвдис улыбнулась его настойчивости.

— Так, значит, это не сон был, — проговорил монах, разглядывая женщин (Бирта отступила на два шага). — Я и вправду в северных землях.

— Как тебя зовут? — спросила Альвдис. Отчего-то этот вопрос ее занимал.

— Я Мейнард. А ты?

— Я Альвдис, дочь Бейнира.

— Зачем ты говоришь ему? — испуганно сказала Бирта. — Зачем ему знать твое имя? Вдруг он черный колдун!

— Он все равно узнает. — Альвдис не верила, что христианский монах может быть темным колдуном. Судя по тому, что она в свое время узнала от старика-проповедника, иноземная церковь волшебство жаловала только светлое — то, что не противоречило учению Христа. И ещё церковь признавала боевую магию, которой следовало пользоваться, разумеется, исключительно во славу Бога, отвоевывая для Него новые земли у тех, кто не верил в «истинное». Встречались, конечно, и темные колдуны, которых церковь называла еретиками и преследовала. Альвдис с ее даром не могла учуять тьму в пленнике, но почему-то верила, что ее нет. Иначе как бы он стал монахом?.. — Чем бояться, лучше налей ему супу, Бирта.

Женщина вспыхнула.

— Я не боюсь! А суп варила ты, тебе и наливать.

— Бирта! — прикрикнула Альвдис. Она была еще молода, и потому некоторые женщины старше нее иногда забывали, что стоит подчиняться дочери вождя. Прощалось такое лишь Халлотте.

Бирта поняла, что сказала лишнее, покорно наклонила голову и завозилась у котелка, а Альвдис снова повернулась к Мейнарду, наблюдавшему за женщинами. Он покачал головой.

— Я не хочу супа.

— Ты должен есть. — В таких вопросах Альвдис была непреклонна. — Я это знаю. И ты будешь есть.

— Ты приказываешь мне? — удивился он.

— Конечно, я тебе приказываю. Ты пленник и… раб в этой деревне.

Почему-то Альвдис не хотелось называть его рабом. Он вырвался в жизнь обратно, несмотря на то, что смерть почти забрала его, и это казалось ей не только собственной заслугой, но и его тоже. Он также казался ей отличным от всех остальных. Остальные, очнувшись и поняв, где находятся и почему, тут же принимались бормотать молитвы (так сказал Сайф), а этот — нет.

— Раб. — Он повторил это слово, подумал и кивнул. — Это могло случиться. Да.

— Откуда ты знаешь наш язык? — спросила Альвдис с любопытством. — Остальные не знают.

— Кто-то ещё выжил? — спросил Мейнард резко, и Альвдис удивилась, услышав такой тон.

— Немногие. Море обошлось с ними сурово.

— Не только море. Ваши воины.

— И наши воины, — согласилась она с гордостью. — Ты после увидишь остальных, но сейчас ты должен поесть. Сможешь держать миску?

Бирта передала ей суп, налитый в глиняную плошку, и Альвдис осторожно опустила ее в руки пленника. Они не дрожали, и он уверенно поднес миску к губам.

— Ты сильный, — удовлетворенно сказала Альвдис. — Ты выживешь.

ГЛАВА 4

Мейнард лежал и смотрел, как северная девушка хлопочет у огня.