Тонкий лед

А ночью, едва задремав, услышал, как овчарки за­лаяли, шум подняли. В зоне вроде все спокойно, а псы срываются. Охрана прожекторы включила, отпустила троих собак. Те помчались к забору, нырнули под ко­лючую проволоку, проскочили в дыру под забором и помчались к берегу. Охранник и Платонов бежали следом. Мигом приметили недостающую лодку. Они заскочили в катер, который всегда стоял наготове на случай погони, но управлять им, завести двигатель Егор не сумел. Хорошо, что охранник попался опытный, завел машину, включил прожектор и развернул катер на выход от причала. Сообразили, что беглецы напра­вятся к Поронайску, но не причалят в морпорту, опус­тятся гораздо ниже, чтоб остаться незамеченными.

Катер шел на пределе. Платонов всматривался, не высветит ли прожектор беглецов. Пронзительный луч шарил по волнам. Вскоре он нащупал лодку и пошел к ней напролом, мигая всеми огнями.

—   Приказываю вам вернуться немедленно в зону, иначе откроем огонь! — предупредил в рупор Егор.

Трое мужиков мигом попрыгали в воду. До берега рукой подать, все беглецы надеялись на удачу, но она отвернулась. Всех троих выволокли баграми из моря, нацепили наручники, сунули в клетку, специально уст­роенную для этих целей, и вскоре вернулись в зону. Всех беглецов тут же вбила в «шизо» разъяренная охрана. Егор до утра не мог уснуть. Он знал, что было б, сумей зэки уйти из зоны. «Другие отделались бы выговорами, или в звании понизили б на время. Со мною же обошлись бы круче. Соколов только и ждет прокола. А с чего взъелся?»—думал Егор и вспом­нил, как поехал он с начальником получить дела на уголовников новой партии и откровенно позавидовал оперативникам милиции, сказав, что с радостью пере­шел бы работать к ним. Ведь у них и транспорт, и ору­жие, а в зоне—только глотка и кулаки. У ментов ар­сенал богаче и навыки покруче, потому они чаще вы­ходят на пенсию живыми.

Когда Егор оглянулся на Соколова, у того глаза по­темнели. Он весь подался вперед и рявкнул: «Давай на катер! Хватит трепаться, нытик! Чтоб никогда не появлялся здесь, болван!»

Егор так и не понял, что обидного сказал? На­чальника словом не задел, никого не опозорил, правду сказал.

Соколов считал иначе и, вернувшись из Поронайска в тот день, долго метался по кабинету. Когда к нему зашел заместитель, Александр Иванович сказал ему словно о наболевшем:

—   А ведь не случайно все люди избегают этого мерзавца Платонова. Я в нем сучью кровь враз почу­ял. Дерьмо, не мужик! Он родное дитя заложит, если почует выгоду. Ох, хлебнем мы с ним немало...

—   А ты поговори. Может, обменяешь его на путе­вого оперативника. К нам с радостью пойдут: оклад выше, паек лучше, льгот больше.

—    Кто согласится, от того нигде толку нет. У нас такие тоже не нужны. Сам знаешь, головой рискуем часто. Сколько классных ребят потеряли. Они работа­ли не за деньги, за совесть. Таких теперь все меньше становится. Все больше Платоновых. Эти все обсчи­тают, каждое вложение на весах взвесят. Уж такое оно — сучье семя!

...В то утро, приехав на работу и узнав о пойман­ных беглецах, Соколов удивился именно тому, что в погоне и поимке участвовал Егор. Александр Ивано­вич расспросил охранника обо всех деталях погони и поимки.

—    Как узнали о побеге?

—    Собаки хай подняли.

—    Кто первым узнал о побеге?

—    Опять же псы наши.

—    Платонова звали, или сам набился в погоню?

—    Никто не звал его, сам побег впереди собак. Ви­дать думал, что пешком догонит. А они уже уплыли, но мы нагнали их.

—    Как взяли их из лодки?

—   Они сами из нее выкинулись в море. И что с того? Баграми цепляли и на катер. Я вылавливал, Егор пиздюлей отваливал, застегивал в «браслетки» и в клетку совал. Потом лодку зацепили, закрепили ее к катеру и вернулись. Тут и конец всему. Охрана, соба­ки окружили нас, как только слезли с катера. Козлов в штрафняк определили, сами по своим углам рас­ползлись. Старшой наш на радостях, что все хорошо кончилось, предложил Платонову по сто грамм, тот от­казался, непьющим прикинулся, брехал, что его желу­док спиртное не переносит. Ну, да старшой и пошутил: «А ты скажи утробе, что выпивка халявная! Мигом при­мет! По себе знаю».

Соколов раскатисто захохотал:

—   Ну, и как? Уломал Егора?

—   Нет. Обиделся, послал старшего куда-то шепо­том. Тот так и не расслышал адреса, а ведь как чело­веку предложил, как мужик — мужику, поделиться хо­тел. Этот мудак даже сто грамм одолеть боится, гниль зловонная!

—   Иль так хреново в погоне сработал? — удивил­ся Соколов.

—   Там нормально, а вот старшего обидел отказом. Наш — не алкаш, сами знаете. И час, и меру знает, не с каждым выпьет. С ним за честь считают за один стол сесть. Все ж фронтовой полковник! Сурьезный чело­век! Этот шелкопер погребовал им. Даже меня досада взяла. Нет бы поговорить по душам, сугревно, ведь Егор здесь недавно. И чего выламывается, как катях в луже?

—   Ну, отказался и ладно. Чего переживали? Не то в человеке главное! Важно, что в погоню сам пошел, не струсил. Значит, за дело переживает! — успокаивал Соколов охранника.