Их было человек двадцать, а то и тридцать. На заскучавших зевак они были не похожи и даже как будто выстроились в очередь, так что сначала старлей подумал, что кто-то решил прогнуться перед бабой из Мерседеса и переписывает-таки пассажиров. То же самое, вероятно, подумала и чертова баба, которая тут же поперла прямо сквозь толпу с видом казенным и слегка раздраженным, как у инспектора ДПС, который приехал к месту аварии, разгонит сейчас бесполезных гражданских и наведет наконец порядок.
Но никакой переписью тут и не пахло, и пропускать ее тоже никто особенно не собирался. На самом деле ее просто не заметили, потому что смотрели на худого мелкого мужичка в мятой рубашке с короткими детскими рукавами, в котором старлей неожиданно узнал грустного любителя кошек, которого сам же и шуганул полчаса назад по пути к Майбаху. Переноска с котом стояла тут же, рядышком, а сам кошачий мужичок сидел на складном матерчатом стульчике, растопырив коленки, и держал за руку молодую беременную женщину с розовыми волосами и сережкой в носу. Глаза у него были закрыты.
— Ноги отекли вообще, — обиженно сказала беременная, и он сразу, не открывая глаз, нетерпеливо закивал и перехватил ее запястье покрепче, зашевелил губами.
Очередь не дышала, стояла тихо и почтительно, как в церкви.
— Так, дай-ка пройти, — сказали сзади, и старлей почувствовал между лопаток чью-то жесткую ладонь. — Ну отойди, чего встал-то.
Повинуясь не ладони даже, а скорее сердитому женскому голосу, старлей посторонился, и мимо него к странной парочке, замершей у бетонной стены, протиснулась коренастая тетка с кирпичным огородным загаром, в растоптанных бирюзовых кроксах.
— Нашла, вот, — сказала она и протянула перед собой видавший виды тонометр с резиновой грушей.
Мужичок открыл глаза и вскочил.
— Моя вы золотая, — сказал он с нежностью, принял старенький прибор двумя руками, как подарок, и начал живо вставлять себе в уши дужки фонендоскопа.
Золотая тетка в кроксах кивнула строго, как бы соглашаясь с очевидным, расстегнула молнию на поясной сумке под обширным животом и выгребла горсть ампул, с десяток крошечных рыжих и несколько побольше, прозрачных.
— Может, и не надо вам, сами смотрите, — сказала она с нажимом, и по тону ее было ясно, что лучше бы человечку в детской рубашке с подношением не шутить и найти ему применение. — Шприцов пока нету, поищем, девочки побежали.
— Да, — сказал он, — конечно, спасибо. Спасибо большое, я посмотрю.
Неловко зажав тонометр под мышкой, он принял и ампулы и снова сказал:
— Спасибо. Это замечательно просто, — а потом сел на корточки и бережно, как свежие яйца, принялся по одной укладывать их в картонную коробку, где уже чего только не было — горка бинтов и стерильных салфеток, россыпь разноцветных упаковок с таблетками, пузырьки с йодом и перекисью и даже почему-то бутылка «Столичной», початая и без крышки.
Беременная молча наблюдала за ним, все так же держа руку запястьем вверх, дожидаясь, пока доктор (ну точно, доктор, вот же я долбоеб, подумал старлей со стыдом) оставит свою коробку и вернется к ее пульсу и отекшим щиколоткам. Она была первая в очереди и маленького доктора не торопила.
— Все это надо переписать, — сказала женщина-Мерседес и тоже толкнула старлея плечом, выходя на свет и заглядывая в коробку. — Лекарства первой необходимости распределять придется аккуратно. Что у вас с инсулином, кстати, удалось найти? У меня был запрос... — и потащила из-за пазухи свой блокнот.
Малютка доктор оглянулся, близоруко поморгал и поднялся на ноги. Трубка фонендоскопа болталась у него под подбородком, как черная макаронина.
— Инсулина нет, — сказал он. — А еще у нас нет капельниц, хирургических инструментов и аппарата ИВЛ. Вы можете найти мне ИВЛ?
— Давайте все-таки ставить какие-то реальные задачи, — начала женщина-Мерседес усталым взрослым голосом. — Я вижу, вы хотите помочь, это очень хорошо, но надо видеть полную картину, а вы ее не знаете. И мы не знаем, пока. Но если мы начнем раздавать лекарства всем вместо того, чтобы определить, кому они нужны в первую очередь...
Доктор не ответил. Он отвернулся и шагнул к беременной, вырвал из-под мышки тонометр, надел манжету ей на руку и быстро, яростно заработал грушей. Уши и шея у него стали совсем красные.
— Слушайте, женщина, отойдите, — сказали в толпе. — Весь свет ему загородили.
— Запрос у нее, — фыркнула тетка в кроксах.
— Вы странную заняли позицию, — сказала женщина-Мерседес доктору в спину. — Сейчас не время для эмоций. Задача у нас общая, давайте решать. Сядем спокойно, напишем, что нам нужнее всего, и постараемся обеспечить, подключим ресурсы.
Она его уговаривает, понял старлей с завистью. Этого дрища, который даже не смотрит на нее, нарочно спиной повернулся, а она ничего, терпит. Не давит, не кошмарит, а просит.
— Пройдем по тоннелю, проверим все машины, — продолжала женщина-Мерседес. — ИВЛ я вам из воздуха, конечно, не возьму, это утопия, но вам, кажется, нужны были антибиотики, и вот это вполне реально.