— А ты что стоишь, приглашение тебе надо особое? — услышал он наконец и только тогда завелся и включил передачу.
Огромный лимузин покатился задом, и правый ряд с облегчением потянулся за ним, догоняя соседей. Впереди обнажался асфальт — небыстро, как морской берег во время отлива. Пухлый регулировщик, похоже, охрип, докричаться до следующего в цепочке не сумел и побежал мимо по проходу, размахивая руками.
Даже вот так, медленно и в обратную сторону, двинуться с места все равно было настоящим подарком, и на пару следующих минут Валера забыл о своих лишениях и тревогах, сел покрепче и сосредоточился на том, чтобы удержать длинный Пулман в колее, не царапнуть дорогим полированным бортом стену тоннеля или не свернуть боковое зеркало. Он провел за рулем сорок четыре года и машину эту, стоившую больше годового бюджета некрупного подмосковного города, и уж подавно больше его, Валериной, совокупной зарплаты за всю жизнь, одновременно и побаивался, и любил, но чувствовал безупречно. Ехал он красиво и ровно, как по рельсам, был собою очень доволен и успевал даже с легким злорадством поглядывать на водителя автобуса, который явно был салага, задом сдавать не умел и болтался в своем ряду, как говно. Ясно было, что косорукий мудила понятия не имеет, где кончается его автобус, потому что позавчера еще ездил на трехколесном велосипеде. С этими приятными мыслями Валера проехал метров сто пятьдесят и рассчитывал еще минимум на столько же, но тут обмякший в своем кресле шеф внезапно очнулся, с неожиданной прытью скинул плед и рявкнул:
— Стой!
Голос у старика был такой, что Валера ударил педаль тормоза, не думая, сразу, как солдат. И пожалел об этом мгновенно, но было уже поздно. Водитель Панды, разумеется, никакого окрика не слышал и трепета не испытал, поэтому безмятежно катился дальше и ровно через секунду с размаху ткнулся багажником в сверкающий Майбахов радиатор. Раздался неприятный хруст, наклейка с голым малышом дрогнула и пошла пузырями, и легенький итальянец встал, как будто въехал в бетонную стену.
Валера заглушил двигатель и медленно отпустил руль. В ушах у него стучало, галстук сдавил шею. За радиаторную решетку можно было не беспокоиться — и кузов, и даже окна пятитонного Мерседеса могли выдержать расстрел из штурмовой винтовки и прямое попадание ручной гранаты. Но он только что на глазах у собственного шефа подставился под глупый паркетник, да еще в тоннеле, на жалких двадцати километрах в час. Позорно, как стажер из автобусного парка. Он сидел зажмурясь и чувствовал свои шестьдесят два года, тесные ботинки и тугой брючный ремень под животом, и сильнее всего хотел сейчас оказаться дома, за кухонным столом, чтобы щелкнул вскипевший чайник и пахло яичницей с помидорами.
Передняя дверь Панды распахнулась, и оттуда выскочила девушка в мятом льняном сарафане. Она обежала свою небольшую машину, горестно оглядела расплющенный багажник и бросилась к Майбаху. Через усиленное стекло слов было не разобрать, но по лицу ее, покрасневшему и сердитому, было понятно, что последний маневр тяжелого лимузина она не оценила и намерена требовать объяснений.
Соседние машины уже схлынули, а следующие двигаться еще не начинали, дожидаясь отмашки, и на временно опустевшем участке остались только наглухо задраенный Майбах, несчастный Панда и его возмущенная владелица. Она постучала один раз, другой, затем пригнулась и попыталась заглянуть внутрь через непрозрачное стекло и наконец ударила по крыше кулаком. Через пару секунд к ней присоединился взмокший бородач-регулировщик, прибежавший выяснить, в чем задержка, и оба принялись барабанить в окно с удвоенной силой.
Валера открыл глаза. Понятно было, что сейчас ему придется опять выходить, и застегивать пиджак, и под вопли сопливой девицы объяснять пухлому самозванцу в бусах, что автомобили с такими номерами даже не останавливают никогда, причем в случаях гораздо серьезней разбитого багажника, и уж тем более не колотятся в них снаружи. К ним вообще не подходят близко, а по возможности и вслед-то стараются не смотреть. Но с момента, когда он решил не толкаться воскресным вечером на Рублевке, сэкономить двадцать минут и свернуть в проклятый тоннель, все пошло не так и с каждым часом становилось только хуже. Как будто он съехал зачем-то с ровной дороги в кусты и летел теперь вниз по склону, набирая скорость.
Он вздохнул и потянулся к дверце.
— Куда? — спросил шеф холодно.
Валера застыл с вытянутой рукой и перестал чувствовать пальцы.
— Так это... — начал он, не смея обернуться. — Не надо?
— Сиди! — рявкнул шеф. — Дальше не едем. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 12:54