Черт был предан дяде Ване, ловок, вынослив: он ежедневно - бывало, ежечасно - спасал жизнь хозяину. День за днем, неделя за неделей дядя Ваня преследовал бандитов, убивал одного за другим и отнимал повозку за повозкой с крадеными ценностями. Банда принимала его за шайтана, пряталась от него в Тегеране, в Тавризе, в Багдаде, в Константинополе, пряталась в пещерах, заваливая вход камнями и выставив дула винтовок. Бывало, дядя Ваня попадал в руки Курбанбеку. Басмач приставлял к горлу красноармейца кинжал, требуя вернуть угнанную повозку с золотом и серебром: мешки с ценностями дядя Ваня спрятал в заброшенном кяризе. Дядя Ваня ночью скручивал очередного головореза, закатывал его в кошму и отправлял со встречным караваном, а сам в его халате, шапке и с усами из конского волоса скакал за спиной Курбан-бека как его человек.
В другой раз отбитую дядей Ваней повозку угнали белуджи. Их вождь заявил красноармейцу: "Выиграешь - забирай свои мешки с серебром". Игра состояла в том, что вождя и дядю Ваню втолкнули в пещеру и там, в кромешной тьме, один подавал голос, а другой стрелял на голос, и так поочередно. Дядя Ваня убил вождя белуджей, племя предложило ему стать вождем. Он потребовал повозку и уехал.
...Через год к нашей погранзаставе с турецкой стороны выехал оборванец, увешанный оружием, на арабском скакуне: Черта убил Курбан-бек пустил свою последнюю пулю в дядю Ваню. За оборванцем тянулся караван с поклажей. Все, до последнего гроша, украденное Курбан-беком, дядя Ваня вернул родине.
Буровики разошлись, Цвигун лежал в своем спальном мешке, он уже протрезвел, не верил ни слову дяди Вани. Не в силах удержать раздражение, он вылез из мешка и пошел на половину хозяина, разбудил его и стал говорить, что рассказ дяди Вани - чистая залепуха. Куда ему три государства проскакать - ни языков не знает, ни приемов самбо!.. Он не успел закончить, дядя Ваня, живо нагнувшись, схватил обеими руками половик из ветошки, дернул. Цвигун взмахнул руками и рухнул, да так неудачно, что угол стола вонзился ему в бок.
- Сдурел, что ли... - скорчившись, прошептал Цвигун.
Дядя Ваня уложил его на свою кровать, приговаривая:
- Самбо, самбо... Главное дело - сразу предъявить силу духа: держи, фашист, гранату! А языки, - что языки!.. Где сам что, - я по-казахски знаю, стало быть, с узбеком, с туркменом говорю. Где друг какой поможет. Вот в Кабуле...
В Кабуле стражники афганского шаха схватили дядю Ваню: он с повозкой уходил от Курбан-бека. Вырвавшись из рук стражников, дядя Ваня прыгнул с крыши и угодил на вора: тот убегал с краденым горшком на голове. Горшок наделся вору на голову намертво. Хозяин горшка и его родня привели вора и дядю Ваню к судье. Здесь дядя Ваня тишком показал судье револьвер, тот в страхе объявил дядю Ваню хозяином горшка, а вора - его рабом до тех пор, пока горшок у него на голове. На улице хозяин горшка с родней пустились за дядей Ваней и вором. Те взобрались на минарет, содрали с муэдзина халат, чалму, которую тут же накрутили вору поверх горшка.
Сперва Цвигун не возражал дяде Ване, собираясь с силами, он лежал скрюченный и боялся вздохнуть, а вскоре уж слушал с любопытством, а там и вовсе безотчетно.
- ...На нас что - чалмы, халаты, все по-ихнему, по форме!.. Подлетаем ко дворцу - там дворец одно название, из глины. Идет аудиенция, пожалуйста, по халатам встречают. Ощупали, оружия нет, - ступайте, вон совет министров, по-ихнему - диван, как тыквы министры сидят, трут в руках четки.
- А чего вам туда? - спросил Цвигун.
- Только кушбеги, министр по-ихнему, может дать разрешение на выдачу повозки. Что делать? В кармане халата у меня табак - все оружие. Я сдернул чалму с вора, держу его за шиворот. Другой рукой хвать горсть табаку - и под нос кушбеги. Он было интересуется: бакшиш. Нюхнул, в чихе дернулся, и бац лбом о горшок - нет ваших!.. Я цап у него из руки фирман, - а он приготовил, думал, я бакшиш ему сую. Шум вокруг, кушбеги в обмороке. Мы выскакиваем к подъезду, а там автомобиль кушбеги. Я шоферу под нос фирман. Помчались, полицаи от нас только отскакивают, чего-то лебезят, а вор кричит на них. Я не знаю по-афгански, только кулаком грожу, а в кулаке фирман.
Вернули нам в полиции мешки с серебром. Фирман!
Выехали из города, машина пыхнула, стрельнула и встала. Машины в то время были хлипкие, колеса со спицами, а в азиатской жаре вовсе ни к черту не годились. Я вору говорю: "Живо, арбу!" А он по-узбекски умел и на афгани вовсю. Какой национальности, до сих пор не знаю, лоб узкий, высокий, нос саблей, - сейчас бы встретил, узнал!.. Красивый мужик был, хищный. Перегрузили на арбу, тащимся. Глядим, погоня, полиция! Кушбеги очнулся, послал. До гор нам не угнать.
А навстречу Курбан-бек со своей дюжиной - пятерых я к тому времени уже ликвидировал. Говорю вору, а его звали Хусейн: "Такое тебе задание, товарищ!.. Выполняй!"
Он с арбы сполз - и навстречу полиции. Он уж в виде крестьянина, отдал халат хозяину арбы.
Курбан-бек подъезжает, смеется, - белозубый был, стервец. Узнал меня еще издали. Окружили, не торопятся брать, куда денусь.