Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

(Вообще-то развитие Земли-Итана происходило примерно так: первый виток — Земля, до тех пор, пока она не забыла в войнах свой путь; затем — скатывание цивилизации по своему развитию в прошлое, появление городов-крепостей /в том числе и Лехтенстаарн, который, впрочем, тогда ещё назывался иначе/; начинается второй виток, во время которого мир вновь развивается, прогрессирует, а затем в войнах Смуты Белого Кристалла вновь скатывается вниз (к тому времени планета уже утратила имя Земля, а имя Итан начинает проявляться у некоторых народов; третий виток — город Канцлера вернул себе былую мощь после гибели Канцлера и разрушения предсказаний Белого Кристалла /читай — после перехода на альтернативный, параллельный путь развития; кстати, это — уникальный случай, когда был использован не личный Двойник человека а Двойник целой планеты, и в результате этого раздвоилась на гранях Кристалла целая планета[14]/, а поскольку Иту Лариу Дэн принимал в этом активнейшее участие, то имя Итан закрепилось за планетой окончательно; примерно тогда же, после того, как на небе зажглась новая яркая звезда,[15] Город было решено переименовать в Лехтенстаарн — Город Звёздного Света; развиваясь дальше, цивилизация вновь свернула на милитаристический путь, создаётся ядерное оружие, базы на Луне, затем вспыхивает война, оставившая в забытых уголках пустые аэродромы,

[16] а на материках — красные пески под расколотой на два рваных ошмётка Луной; и вновь цивилизация начинает дичать, успев, впрочем, поставить Колокола Памяти, и так начинается четвёртый виток — время красных песков, время иттов, тауринов и лесного народа, время Эпохи Колоколов.)

Заключительный урок вёл лично Командор Дороги Владислав Петрович Крапивин. Он внимательно посмотрел на восторженно блестящие глаза учеников, и в его ответном взгляде недвусмысленно читалось: «Всё это бред, не говорят ни рыбы, ни коты!». Чиба, сидя на его плече в облике чёрного котёнка с макетом примуса, собранного из «ЛЕГО», согласно кивал в такт этой мысли, но, вопреки обыкновению, молчал. Пауза затягивалась, грозя перейти и на соседние Грани. И тогда, нарушая молчание, кто-то робко спросил:

— Владислав Петрович, а Вы нам сегодня объясните наконец, как добраться до Станции Мост?..

Командор всхлипнул и жалобно произнёс:

— Господа! Ребята! Ну как же вы не поймёте, что параллельных миров не существует! Я их придумал. Это — просто художественный образ, литературный приём, чтобы ярче донести до читателя свои мысли! Нету станции Мост (Гелька Травушкин ехидно улыбнулся: уж он-то знал наверняка, что Станции Мост больше нет…), нету «Сферы» (Витька Мохов пожал плечами), я уже говорил об этом на «Аэлите-90»! Всё это просто способ подачи информации читателю! Нету параллельных миров, нету!!! Но если вас интересует переход в ближайший переллельный мир, то он — вон там! — и Владислав Петрович указал рукой на раскрывшиеся в углу класса Врата Миров…

…На полу во внезапно опустевшем классе валялся листок бумаги. То ли чья-то шпаргалка, то ли примечание к чему-то. Может, прочесть?

«…список распространённых ошибок: Забывают, что Юкки — это Лотик, а его «сестрёнка» — Вьюшка (она же — Анна-Мария-Лотта Тукк) — родная сестра Галиена Тукка. Интересно, все ли уже заметили, что Пассажир — и есть П.Находкин, только постаревший…»

Дальше записка оказалась оборванной, и мне не удалось прочесть её продолжение…


1992–1997 г.г.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное