Торговец тюльпанами

— Значит, это сделал твой брат или одна из твоих сестер, а может, и служанка, откуда мне знать… Да и не все ли равно? Луковица здесь, и вскоре ты сможешь со всеми на равных выставить ее на торги. Желаю удачи, юный Деруик!

Виллем почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Быстро глянув на доску, он подсчитал, что до его луковицы будут продаваться еще пять, а значит, у него остается примерно час на подготовку, но предстоящее испытание так его страшило, что все это время он потратил впустую: чертил на доске каракули, грыз потухшую трубку и мял в пальцах свечной воск.

Уходя на собрание тюльпанщиков, Виллем распорядился, чтобы сестры сидели дома, ему не нравилось, когда Харриет и Петра разгуливали по улицам. Они и остались в четырех стенах: старшая читала, младшая возилась со своим гербарием — засушенными между страницами книги цветами. Оба занятия были нестерпимо скучные, и девушки дружно зевали. Еще немного — и они позавидовали бы Фриде, которая, стуча деревянными башмаками по винтовым лестницам, бегала взад и вперед, от колодца к очагу и из кухни на чердак.

— Славная у нас Фрида, — вздохнула Петра. — Нам вот и заняться нечем, а могли бы почистить котел, натереть до блеска колокольчик… хоть что-нибудь полезное за день бы сделали!

— Ты недавно говорила, что хочешь подцепить мужа.

— А вот эта работа, милая сестрица, как раз за день не делается, но знаешь, я о ней не забываю. Могу даже открыть тебе секрет: сейчас, когда мы тут с тобой разговариваем, где-то в этом городе спит мой суженый — и мы с ним обвенчаемся еще до зимы!

Новость так ошеломила младшую сестру, что она нечаянно сломала веточку мушмулы, которую держала в руках, но сразу же опомнилась и рассмеялась:

— Правда? И как же его зовут?

— Не знаю.

— Он красив? Хорошо сложен?

— Не знаю.

— Ремесло у него есть?

— Наверное, да.

— Да что же это за юноша такой, в которого ты влюбилась, ничего о нем не зная?

— Пусть мы еще не встретились, я верю, что судьба непременно нас сведет. Вчера я гадала с ключом по «Пророчествам звезд и планет». И знаешь, что мне выпало? Триумф Венеры! Разве это не означает скорой свадьбы?

Если бы в эту минуту мимо не прошла служанка с дымящимся куском мыла, Харриет непременно бы расхохоталась. А так — ей пришлось просто показать на книгу в руках сестры: дескать, вот где ты набралась этих бредней. Петра в ответ высунула язык, а прекратив дразниться, сказала:

— Послушай, девочка моя, выходи-ка и ты замуж — поудачней да поскорей! Это куда лучше, чем тратить молодость на то, чтобы пришпиливать к бумажкам цветочки!

И вернулась к прерванному чтению. Петра гордилась тем, что читает хотя и очень мало, зато — отборные книги: кроме Библии и Псалтыри, она заглядывала в сочинения Якоба Катса [28], имевшего обо всем просвещенное мнение и дававшего всем советы, как жить. «Девам, возлюбленным, невестам, женам, матерям и вдовам» он посвятил трактат о супружестве, который старшая из сестер чтила наравне с Евангелием и из которого позаимствовала свою излюбленную сентенцию: «Существование женщины есть подготовка к браку, жизнь в браке и, наконец — воспоминания о браке». Разве можно сказать лучше? Петра верила наставлениям модного моралиста и, стараясь проводить их в жизнь, день и ночь мечтала о супруге.

Вот только сегодня вечером вряд ли какой-нибудь мужчина отважится попросить ее руки или хотя бы показаться у ворот: Ясперу было поручено присматривать за сестрами, и он неукоснительно выполнял задание старшего брата — то сторожил у дверей, то, не отнимая от губ свистка, обходил сад. На бродяг он покрикивал и гонял их, точно так же расправлялся и с кучерами карет, посмевшими втиснуться в узкое пространство между старой липой, уличным фонарем и каменной тумбой. Что до красавца Роттеваля — Яспер обещал этого пройдоху и близко к дому не подпускать, мало того, даже окна, на всякий случай, затворил, и узницы весь день тосковали по свежему воздуху, а ближе к вечеру Петра предложила сходить в валлонскую церковь на вечернюю службу.

Брат не стал возражать — ему и самому было скучно.

— Почему бы не сходить? Этого Виллем не запрещал.

Сестры побежали переодеваться и причесываться. Мигом сменили юбки на черные, сняли и без того немногочисленные украшения, прилично убрали волосы — то есть расчесали их на прямой пробор и уложили живую колышущуюся светлую волну под кружевную косынку так, чтобы ни одна прядь не выбивалась… Когда все было готово, они взяли Яспера под руки, одна справа, другая слева, и направились в сторону улицы Бегейнхоф и ее храма, бывшей часовни бегинок [29], с дверьми до того узкими, что они казались не столько делом рук каменщика, сколько случайно образовавшейся щелью.

Яспер и его сестры подошли к церкви в ту минуту, когда раскачанный могучей рукой колокол уже почти затих и хор подхватил последнюю дрожащую в воздухе ноту.

— Ну вот, теперь в храмах поют! — рассердился младший Деруик. — Отцу бы это не понравилось.

Шаловливая Петра дернула брата за рукав.