Торговец тюльпанами

— Сударыня, те, кто будет изображен на портрете — знатные особы, их не удовлетворит заурядная работа. Если картина, которую они получат, не оправдает их ожиданий, они и не поглядят на нее… Ах, если бы вы знали, как долго я искал художника!.. Поначалу меня направили к известным живописцам, к тем, кому больше всего доверяют харлемцы, но прославленные мастера портрета, Франс Хальс и Питер Саутман [49], так дорого берут за работу, что моих средств не хватило бы на то, чтобы с ними расплатиться. Но я узнал, что вы учились у Хальса, вот и пришел сюда, полагая, что ученица обойдется дешевле учителя!

Новый промах едва не решил судьбу заказчика: госпожа Лейстер так решительно шагнула к занавесу, что Виллем понял: сейчас его выставят — и снова стал искать спасения в словах.

— Нет, не подумайте чего, я, конечно же, готов заплатить за вашу работу столько, сколько вам, по вашему мнению, причитается, только при условии, что смогу заранее удостовериться в вашей способности передавать сходство. Но ведь это обычное дело — перед тем, как сделать художнику заказ, подвергнуть его небольшому испытанию? Мне очень не хочется причинять вам даже малейшее беспокойство, и, в конце концов, если я смогу теперь, полюбовавшись наброском, увидеть своими глазами тюльпан, мне этого хватит, и… и я был бы бесконечно вам благодарен…

Смиренный тон, который Виллем выбрал для продолжения разговора, а главное — непривычный для того времени жест: он взял графин и наполнил бокал хозяйки дома — явно понравились художнице. Юдифь отложила палитру и пригубила вино.

Дальше все пошло как по маслу, оставалось только обсудить условия сделки, но и тут, можно без преувеличения сказать, художница и заказчик друг с другом поладили. Подписанное ими соглашение обязывало Юдифь Лейстер написать за сорок три флорина и десять локтей [50]

доброго сукна три портрета Петры и Элиазара в выходных костюмах.

— Пусть придут завтра в мастерскую, — предложила художница. — Весна — любимое время живописцев: дни становятся длиннее, а свет — теплее.

На прощанье она, по французскому обычаю, протянула гостю руку, и Виллем, хоть сначала и удивился, ответил как положено: не пожатием, но коснувшись тыльной стороны ладони губами. А выйдя на улицу — опомнился: конечно, он завоевал расположение госпожи Лейстер, но ведь так ничего и не узнал про Semper Augustus! Ах ты Господи, огорчился юноша, уж не повернуть ли назад? Но тут он сунул руку в карман плаща, наброшенного служанкой ему на плечи, обнаружил там листок бумаги, вытащил его и увидел написанные красивым наклонным почерком имя и адрес садовника:

Маттейс Хуфнагель, ферма Баутфё, рядом с северным валом, на расстоянии двух выстрелов из лука от Лейдена.

Конечно, желание его исполнилось, и вот он, адрес владельца тюльпана, только, удивительное дело, найдя в кармане бумажку, Виллем испытал унижение. Что это еще такое — записочки ему в карманы подбрасывать! Он почувствовал себя камешком, который гоняют по льду клюшками, а под конец бездумно скидывают в воду. [51]А может, эта Юдифь Лейстер просто-напросто поиграла им как куклой — для потехи: сначала пей с нею, потом болтай? Но нет — регент, которому его гонец подробно отчитался о своем приключении, воспринял всё совершенно по-другому: поздравил Виллема с тем, что ему удалось провести «подобного суккуба» [52]

и, поскольку теперь у них были имя и адрес владельца Semper Augustus, велел ученику без промедления отправляться в Лейден за тюльпаном. Больше того, Паулюс вложил юноше в руку кремневый пистолет, сказав, что это — «полезный спутник в любом путешествии».

— Знаешь, кто такие ризотомы, охотники за корнями растений? Они называют себя странствующими коллекционерами и якобы всего лишь находят или скупают редкие луковицы, чтобы перепродать тому, кто больше заплатит, но на самом деле одинаково лихо режут стебли и глотки… Ризотомы готовы на самое кровавое убийство, лишь бы завладеть цветком, и не приведи Господь, чтобы кому-то из этих разбойников стало известно, куда ты отправляешься и зачем…

Деруик взвесил на ладони оружие. Ему показалось, что кремневый пистолет — слабая защита от душегуба с ножом, и вообще не понравилось новое задание. Разве он уже не сделал свое дело?

— Вы оказываете мне честь, сударь, доверяя обогащение вашей коллекции и поручая пополнить ее, возможно, лучшим украшением… однако я думаю, что Элиазар мог бы стать куда лучшим представителем человека, чье имя носит.

— Помолчи! — Паулюс отмахнулся, словно отгоняя муху. — Кто поверит в твое величие, когда ты так прибедняешься? Лично у меня нет сомнений в твоей победе. Шпагой ты, насколько мне известно, владеешь — не зря же с юных лет занимался фехтованием с французом? Ну так это пригодится тебе скорее, чем умение выговорить имя редкого растения! Разве не знаешь такого присловья: «сто фламандцев, сто ножей»?