- Ах, черт побери, кого же это мы видим, сэр?! - вскричал майор, останавливаясь, когда приблизилась маленькая группа.
- Дорогая моя Эдит! - растягивая слова, произнесла леди в кресле. Майор Бегсток!
Едва услышав этот голос, майор оставил руку мистера Домби, бросился вперед, взял руку леди и поднес к своим губам. С не меньшей галантностью майор прижал обе свои руки в перчатках к сердцу и низко поклонился другой леди. И теперь, когда кресло остановилось, движущая сила обнаружилась в образе раскрасневшегося пажа, напиравшего сзади, который отчасти перерос, а отчасти перенапряг свою силу, ибо когда он выпрямился, то оказалось, что он высок, изнурен и худ; положение его было тем печальнее, что он испортил фасон своей шляпы, подталкивая кресло головой, чтобы продвинуть его вперед, как это делают иногда слоны в восточных странах.
- Джо Бегсток, - сказал майор обеим леди, - горд и счастлив до конца дней своих.
- Лукавое создание! - лениво протянула старая леди в кресле. - Откуда вы явились? Я вас не выношу.
- В таком случае, сударыня, разрешите представить вам друга, чтобы заслужить ваше снисхождение! - воскликнул майор. - Мистер Домби, миссис Скьютон. - Леди в кресле любезно улыбнулась. - Мистер Домби, миссис Грейнджер. - Леди с зонтиком едва обратила внимание на то, что мистер Домби снял шляпу и низко поклонился. - Я в восторге от такой удачи, сэр! - сказал майор.
Майор как будто не шутил, ибо он смотрел на всех троих и подмигивал весьма безобразно.
- Миссис Скьютон, Домби, - сказал майор, - производит опустошение в сердце старого Джоша.
Мистер Домби дал понять, что его это не удивляет.
- Коварный дух, - сказала леди в кресле, - замолчите! Давно ли вы здесь, негодный?
- Один день, - ответил майор.
- И вы можете пробыть один день или даже одну минуту в этом саду, произнесла леди, слегка поправляя веером фальшивые локоны и фальшивые брови и показывая фальшивые зубы, резко выделявшиеся благодаря фальшивому цвету лица, - в этом саду... как он называется...
- Вероятно, Эдем, мама, - презрительно подсказала молодая леди.
- Милая моя Эдит, - отозвалась та, - я ничего не могу поделать. Я всегда забываю эти ужасные названия... И вы можете пробыть здесь день и не вдохновиться всей душой и всем своим существом, созерцая природу, впитывая аромат, - продолжала миссис Скьютон, шурша носовым платком, от которого тошнотворно пахло духами, - аромат ее чистого дыхания, чудовище?
Противоречие между словами, полными юного энтузиазма, и безнадежно вялым тоном миссис Скьютон было вряд ли менее заметно, чем противоречие между ее возрастом - примерно лет под семьдесят - и ее туалетом, который был бы неуместен и в двадцать семь лет. Ее поза в кресле на колесах (которую она никогда не меняла) была той самой, в какой ее нарисовал в ландо лет пятьдесят назад модный в ту пору художник, подмахнувший под печатным воспроизведением рисунка имя "Клеопатра", в результате открытия, сделанного критиками тех времен, будто она удивительно похожа на эту царицу, возлежащую на борту своей галеры. Миссис Скьютон была тогда красавицей, и щеголи в честь ее осушали и разбивали бокалы дюжинами. Красота и коляска остались в прошлом, но позу она сохранила и специально для этого держала кресло на колесах и бодающегося пажа, ибо, кроме позы, не было ровно никаких оснований, препятствовавших ей ходить.
- Надеюсь, мистер Домби - поклонник природы? - заметила миссис Скьютон, поправляя бриллиантовую брошь.
Кстати сказать, она существовала главным образом благодаря славе принадлежащих ей бриллиантов и семейным связям.
- Мой друг Домби, сударыня, - отозвался майор, - быть может, и поклоняется ей втайне, но человек, занимающий столь видное место в величайшем из городов вселенной...
- Нет никого, кто бы не знал об огромном влиянии мистера Домби, сказала миссис Скьютон.
Когда мистер Домби ответил на комплимент поклоном, более молодая леди посмотрела на нею и встретила его взгляд.
- Вы живете здесь, сударыня? - обратился к ней мистер Домби.
- Нет, мы жили в разных местах - в Харрогете, Скарборо и в Девоншире. Мы разъезжаем и останавливаемся то тут, то там. Мама любит перемены.
- Эдит, конечно, не любит, - сказала миссис Скьютон с загробным лукавством.
- Я не заметила между этими местами никакой разницы, - последовал крайне равнодушный ответ.
- На меня клевещут. Об одной только перемене, мистер Домби, я действительно мечтаю, - с жеманным вздохом промолвила миссис Скьютон, - и боюсь, что мне никогда не позволят ею насладиться. Общество не разрешит. Но уединение и созерцание - вот для меня... как это называется...
- Если вы имеете в виду рай, мама, то так и скажите, чтобы вас могли понять, - заметила молодая леди.
- Милая Эдит, - отозвалась миссис Скьютон, - тебе известно, что я всецело завишу от тебя, когда забываю эти отвратительные названия. Уверяю вас, мистер Домби, природа предназначила меня для жизни в Аркадии. В обществе я чувствую себя плохо. Коровы - моя страсть. Всегда я мечтала только о том, чтобы поселиться на ферме в Швейцарии и жить окруженной одними коровами... и фарфором.