Торговый дом Домби и сын, Торговля оптом, в розницу и на экспорт (Главы I-XXX)

Пока их не было, Поль сидел на столе, держа за руку Флоренс, робко посматривая на доктора и окидывая взором комнату, тогда как доктор, откинувшись на спинку кресла и заложив по своему обыкновению руку за борт фрака, держал перед собой в другой вытянутой руке книгу и читал. Было нечто весьма устрашающее в такой манере чтения. Это была такая решительная, бесстрастная, неумолимая, хладнокровная манера приниматься за работу! Она оставляла на виду физиономию доктора; а когда доктор благосклонно улыбался автору, хмурился или качал головой и делал гримасы, точно желая сказать: "Не говорите мне, сэр, я не так глуп", - это наводило ужас.

Да и Тутсу совершенно незачем было стоять у двери, хвастаясь часами, механизм которых он рассматривал, и пересчитывая свои полукроны. Но это продолжалось недолго, ибо когда мистер Блимбер случайно изменил положение своих крепких толстых ног, словно собираясь встать, Тутс мгновенно исчез и больше не появлялся.

Вскоре послышалось, как мистер Домби и его спутницы, разговаривая, спускаются вниз, а затем они снова вошли в кабинет доктора.

- Надеюсь, мистер Домби, - сказал доктор, положив на с гол книгу, наши порядки заслужили ваше одобрение?

- Они превосходны, сэр, - сказал мистер Домби.

- В самом деле, очень недурны, - тихим голосом промолвила миссис Пипчин, отнюдь не расположенная к чрезмерным похвалам.

- С вашего разрешения, доктор и миссис Блимбер, - обернувшись, сказал мистер Домби, - время от времени миссис Пипчин будет навешать Поля.

- Когда будет угодно миссис Пипчин, - заметил доктор.

- Всегда рады ее видеть, - сказала миссис Блимбер.

- Кажется, - сказал мистер Домби, - я причинил достаточно хлопот и могу откланяться. Поль, дитя мое, - он подошел вплотную к столу, на котором тот сидел, - прощай.

- Прощайте, папа.

Вяло и небрежно протянутая ручка, которую мистер Домби взял в свою, странно не соответствовала напряженному выражению лица. Но мистер Домби не имел никакого отношения к этому скорбному лицу. Оно было обращено не к нему. Нет, нет! К Флоренс - все для Флоренс!

Если мистер Домби, чванившийся своим богатством, приобрел когда-либо врага, неумолимого и в ненависти своей безжалостно мстительного, то даже враг этот, быть может, принял бы боль, пронзившую надменное сердце мистера Домби, как возмездие за свою обиду.

Он наклонился к сыну и поцеловал его. Если глаза его были при этом затуманены чем-то, что на секунду заслонило маленькое личико, умственный его взор, может быть, стал зорче на это короткое мгновение.

- Скоро я тебя увижу, Поль. Ты свободен по субботам и воскресеньям.

- Да, папа, - отвечал Поль, глядя на сестру, - по субботам и воскресеньям.

- И ты постараешься многому научиться здесь и быть умным мужчиной, сказал мистер Домби. - Не так ли?

- Постараюсь, - устало отвечал ребенок.

- И теперь ты скоро будешь взрослым, - сказал мистер Домби.

- О, очень скоро! - отозвался ребенок.

И снова старческое, старческое выражение промелькнуло на его лице, словно странный луч. Он упал на миссис Пипчин и погас в ее черном платье. Эта превосходная людоедка шагнула вперед, чтобы попрощаться и увести Флоренс, что она давно уже порывалась сделать. Это движение заставило встрепенуться мистера Домби, чей взгляд был устремлен на Поля. Погладив его по голове и еще раз пожав его маленькую ручку, он с обычной своей ледяной учтивостью попрощался с доктором Блимбером, миссис Блимбер и мисс Блимбер и вышел из кабинета.

Несмотря на просьбу не беспокоиться, доктор Блимбер, миссис Блимбер и мисс Блимбер устремились вперед, чтобы проводить его до холла, вследствие чего миссис Пипчин оказалась зажатою между мисс Блимбер и доктором и была вытеснена из кабинета, прежде чем успела схватить Флоренс. Этой счастливой случайности Поль был впоследствии обязан сладким воспоминанием о том, как Флоренс бегом вернулась к нему, чтобы обвить руками его шею, и ее лицо было последним, мелькнувшим в дверях, - лицо, обращенное к нему с ободряющей улыбкой, казавшейся еще светлее благодаря слезам, сквозь которые она сияла.

Вот почему его грудь вздымалась, когда улыбка исчезла, и тут же глобусы, книги, слепой Гомер и Минерва поплыли по комнате. Но вдруг они остановились; и тогда он услышал громогласные часы в холле, серьезно вопрошавшие: "Как по-жи-ва-ет мой друг? Как по-жи-ва-ет мой друг?"

Скрестив руки, он сидел на своем пьедестале и молча прислушивался. Но он мог бы ответить. "Устал, устал! Очень одинок, очень грустно!" И вот с мучительной пустотой в детском сердце, когда вокруг было так холодно, пустынно и чуждо, сидел Поль, словно его, беззащитного, бросили в жизнь и не было никого, кто мог бы прийти и украсить ее.

ГЛАВА XII

Воспитание Поля