Винтовая серая лестница вела на второй этаж в «номера», куда посетители время от времени вели растрепанных девиц. Клиенты были одеты в кафтаны всех мыслимых и немыслимых расцветок. Пьяницы стучали по столам большими деревянными кружками, азартно грызли кости и сушеную рыбу, лущили орехи, давя их о грязный стол. У многих на коленях сидели, смеясь и визжа, женщины, а у некоторых — томно попискивали мальчишки с подведенными глазами. Слышались возбужденные голоса:
— ...Ты «всадников» своих убери, долбоклюв! Против доброго суртского золота такое ставить удумал!..
— ...А я ему и говорю: дешевле никак отдать невозможно — товар-то тянули из-под двух замков тройных геркоссийских, да еще двух Мардонских догов...
— ...Не ожидается больше, выходит, «смолки»? Да, и что за дела пошли — Буциг на своем «Змее» спалился у Архипелага, а «Морской жабы» уже три месяца как нет, и, видать, уже не будет...
— ...Ну он всю оплату взял в ягнах — польстился на доброе серебо. Ну ты ж знаешь, на «барашки» чистый металл пускают. Так уж не знаю как, а напихали ему два мешка чуть не оловянных монет...
Торнан по-хозяйски огляделся, носком сапога брезгливо отшвырнул попавшуюся под ноги дынную корку и бухнулся на ближайшее свободное место.
В кабаке не то чтобы замолчали, но гомон как будто стих. Его явно и с интересом разглядывали. Наконец к нему подошел громила с красным рубином, покачивавшимся в мочке уха. Его серые грязные волосы были стянуты на затылке оранжевой лентой.
— Занято здесь, — вызывающе заявил он.
Торнан, не вставая, взял молодца за широкий пояс одной рукой, приподнял, подержал с полминуты. Бандит удивленно хлопал глазами. Торнан улыбался, глядя ему в глаза, почти с наслаждением видя, как их заполняет страх и непонимание. Потом как ни в чем не бывало поставил его на пол.
— Ты ошибся, приятель! — добродушно уточнил он. Дружки громилы схватились за рукояти ножей, но вмешиваться не стали.
Напряжение в таверне стало осязаемым; так бывает перед бурей, когда все замирает в настороженном безмолвии, а по небу начинают плясать зарницы.
Торнан посмотрел в сторону трактирщика.
— Эй, человек, вина и закуски! — зычно бросил он.
Корчмарь не пошевелился.
— Шпеткий, да? — скалясь, бросил приятель амбала. — Буром прешь? Зубы не жмут?!
— Про то я не с тобой буду толковать, а с твоим важняком. — Торнан вдруг почуял себя вполне в своей стихии. Словно и не было прошедших пяти лет офицерства в славной Страже Севера, а был он вновь лихим и удачливым контрабандистом среди таких же лихих людей Сиракса.
— Не свисти! С чего бы важняку нашему с тобой терки тереть?
— А слово у меня к нему есть. Большое слово...
— Да?! А вот мы тебе сейчас это слово в дупло забьем, вместе с твоим резаком!!! — заревел оправившийся амбал, кидаясь вперед.
Торнан не стал вынимать оружие, как, видимо, от него ждали — эту игру он хорошо знал. Схватив за край столешницы, он резко рванул ее на себя. Заскрипели жалобно выдираемые пятидюймовые гвозди, и Торнан, поудобнее перехватив толстую доску в три локтя, наподобие меча, дважды махнул ею перед ошеломленными противниками.
— Ша!
Из-за соседнего стола поднялся долговязый худой человек, неприятно напомнивший Торнану приснопамятного Бо Скорняка. Рваный и грязный кафтан контрастировал с дорогими сапогами. Из-за лимонного цвета шелкового пояса торчали две рукояти кинжалов, инкрустированные крупными жемчужинами, в ножнах висел широкий палаш.
— Ты хотел говорить с важняком, темнила? — осведомился франт. — Ну, я важняк, давай, говори свое слово.
— Не при шармаках же? — Торнан выразительно окинул взглядом сборище. То глухо заволновалось.
— Ша, я сказал! — чуть повернулся в их сторону долговязый. — Как погоняло твое, темнила?
— Медведь.
— Откуда? — быстро спросил «важняк».
— Из Сиракса.
— Кто?
— «Ночной рыбак».
— Был, кажись, такой годков пять назад, — кивнул важняк. — Я — Шершень. Ну, пошли, что ли, скажешь свое слово...
— ...Ну ты подумай сам, — добавил Торнан, закончив разговор. — Не в монете даже дело, а уж моя госпожа тебя не обидит. О другом подумай — сама Ульметта тебе обязана будет! Сама! Ты ведь слыхал небось, что она собирается все наше дело под руку себе взять?
— Ну, был звон такой, — подобострастно прогудел Шершень.
— Так вот и подумай: кто от нее в Картагуни смотрящим станет, если что?
— Ну дела! — только и смог сказать Шершень. — Слыхал я, что Львица Моря иногда у нас бывает. Слыхал, что Гор кого-то зачалил сегодня. Но чтоб так... Слушай, а я ее увижу?
— О чем разговор, брат? — широко улыбнулся Торнан.
— Нет, пожалуй, — вдруг сказал Шершень, порывисто вскочив и пройдясь по каморке. — Что-то стремно, брат. Потом, когда короновать меня будет...
За два часа до рассвета Торнан с дюжиной помощников уже были готовы. Капитан еще раз все продумал, отдал последние распоряжения и даже вручил Серому Кролику, одному из приближенных Шершня, наскоро нарисованный план особняка, где сидели его друзья.
— Ну, мы пошли, — сказал тот, сложив задубевший лист старого пергамента. — Ты как — может, все-таки с нами?
— Нет, я пойду один, как и договаривались.