– Чем же заслужил столь незаслуженное обвинение? – вынырнул Яша с другой стороны и тоже не без дела, а с резиновым водительским шлангом, позаимствованным с бензобака полуторки.
– Спасибо, держите здесь, – затянула «сестрёнка» жгут маленькими, но крепкими ручонками и продолжила с тою же интонацией: – А тем, что у вас все раненые и больные стонут через раз, а вы треплетесь, как куплетист на эстраде. Поди тушёнку под одеялом жрать, – она, поморщившись, скрипнула резиновым узлом, – …изволили.
– Что вы, – криво усмехнулся Яша, вовсе не желая объяснять, что «треплется» он, выигрывая время, чтобы хоть чуть-чуть разобраться, в чьи руки и в чьё распоряжение придётся попасть и какую линию поведения при этом выбрать. Сейчас, когда он вроде как ещё владеет инициативой, пока идёт разгрузка и сортировка, он остаётся своим, и с каждой минутой зарабатывает если не «индульгенцию», то хотя бы человеческое к себе отношение. – Какая тушёнка, это всё от жестокого одиночества. Что там в лесу? Зайца поймаешь, погладишь промеж ушей – и всех тебе нежностей. А вас увидел…
– Страшно представить, – прыснула девчонка, едва не выпустив узел, – ваши партизанские нежности с зайцами.
– А уж зайцам-то?! – горячо подхватил Яша. – Им-то как страшно. Но вы за них не бойтесь. Мы держим себя в руках, – показал он мосластый кулак.
– Ну так и ещё подержите, – с лукавой серьёзностью посоветовала «сестрёнка». – В кулаке. Пока.
– А потом есть надежда? – оживился Войткевич.
– Потом найдёте в Первом госпитале ефрейтора медицинской службы Желткову, может, и поможет чем.
– Очень… – прижал к груди бледную руку (впрочем, не свою, а очередного раненого) Яша. – Очень надеюсь на помощь вашего ефрейтора.
– Петрович! – задавив в пухлых губах улыбку, не ответила ему ефрейтор Желткова. – Здесь лежачих полно! Спроси, может, аэродром ещё машину даст, хоть на одну ходку!
– А у меня тут баба… – невпопад отозвался Петрович, высунув немало удивлённую, стариковски морщинистую физиономию из дверного проёма в фюзеляже «Ли-2». – Связанная?!
– Ага, докопались, – спохватился Войткевич, вспомнив наконец о своём «бесценном грузе», оставленном привязанным к кронштейну, в самом конце грузового отсека. – Это не баба. Не в первую очередь. Военнопленная. Вынужден вас покинуть… – галантно раскланялся он, всучив перевязочный пакет самому раненому.
– В кулаке он держит, – фыркнула ефрейтор Желткова, провожая его взглядом из-под пушистых ресниц. – А в плен только баб берёт…
Но в правильный на первый взгляд расчёт Якова, да ещё предвещающий приятное знакомство, вмешался досадный, но, увы, очень даже реалистичный фактор. Очередное «шерше ля фам» весьма ограничило Войткевичу возможности выбора.
– Кто сопровождает пленных? – опомнился лейтенант НКВД Столбов, окончательно убедившись, что к рыжему симпатичному ефрейтору медслужбы никак не подступиться.
Нахальный небритый партизан, явно из фронтовиков – судя по манере обходиться без манер, – «окучивал» медсестру, демонстрируя при этом такую распорядительность в погрузке и ловкость в перевязках, что лейтенанту и подле крутиться не стоило. Только позориться. Но, поэтому же, и обрадовался он, когда на его вопрос, в этой суматохе почти риторический, откликнулся тот же «нахал».
Как оказалось:
– Лейтенант Войткевич! – небрежно отмахнул от козырька румынского утеплённого кепи «нахал». – Не пленных сопровождаю, а пленную. Одну. Унтер СС Толлер убит шпионом абвера, бывшим сержантом Приваловой.
– Каким сержантом?! Какой лейтенант?! Комиссар Портнов! – вклинился представитель Крымского штаба партизанского движения, размахивая предписанием. – Комиссар Портнов сопровождает пленных! Вот у меня приказ за подписью начштаба КШПД Булатова!
– Комиссар Портнов, с вашего позволения, почил, убит, – хладнокровно оборвал его Яков, даже не обернувшись в сторону гипертонически-румяного армянина. – Во время боя на посадочной площадке с немцами и татарскими «оборонцами». Есть начштаба Руденко, но он ранен, без сознания. Так что, – повёл он плечами, – поскольку мне было приказано доставить пленных в отряд Беседина, пришлось доставить их и до конечного пункта назначения.
– Пришлось, значит… – со зловещим пониманием протянул лейтенант фильтрационного отдела. – Но прямого приказа командования у вас не было?.. – уточнил он, выразительной «украдкой» покосившись в сторону «рыженькой»: «Так что, барышня, кто тут настоящий герой – это ещё выяснить надо».
– Руденко приказал, – невольно напрягаясь, но пока ещё миролюбиво, пояснил Войткевич. – Лично.
– Ага… – криво ухмыльнулся Столбов. – Будучи без сознания?
– Что вы меня беременеете? – уже мрачнея, процедил Войткевич. – Есть что сказать?
– Я хочу сказать, – с плакатной суровостью отчеканил лейтенант НКВД, – что оставление в военное время расположения воинской части, равно и партизанского отряда, без приказа является дезертирством. И до выяснения всех обстоятельств вы задержаны.
Взгляд, брошенный им в сторону рыженькой медсестры, был почти торжествующим.