Тоска по дому

Странно, подумала я. Обычно пары, у которых есть проблемы, всегда могут назвать причину. Мирит обвиняла мужа в неверности. Моя двоюродная сестра Оси еще до развода говорила, что они с мужем упрямы как два осла. И только эти двое, Амир и Ноа, в ответ на твой вопрос заикаются и закатывают глаза. Что с ними не так?

– Я не знаю, – повторил Амир, словно отвечая моим мыслям. – Может быть… Может быть, нас слишком много друг для друга.

Я хотела переспросить, что это значит – слишком много друг для друга? Но он уже зашагал вперед, не глядя на меня, как будто устал от разговоров, и через минуту мы увидели дом Йотама и людей, собравшихся у крыльца. Какие уж тут вопросы.

– Они никого не пускают, – объяснила нам женщина, которую я помнила еще с шивы по Гиди. – Врач сказал, что Йотаму на пару дней нужен полный покой. Лучше его не беспокоить.

– С ним все будет в порядке? – спросил Амир, прежде чем я успела открыть рот.

– Да, – ответила женщина. – Ему повезло. Этот дом, в котором его нашли… Раньше там была арабская деревня. Говорят, там до сих пор бродят местные арабы, пасут своих коз. Подумать страшно, что могло случиться, если бы они на него наткнулись. Мало нам терактов…

– Действительно повезло, – сказала я.

– Видно, Бог его хранил, – добавила женщина. – У него небольшое обезвоживание. Врач со скорой сказал, что даже капельница не нужна. Только обильное питье и отдых.

– Замечательно, – в один голос сказали мы с Амиром.

– Тогда просто передайте им, что мы их целуем, – сказал Амир уже один.

– Мы – это кто? – уточнила женщина.

– Соседи, – сказала я.

Мы попрощались с ней и пошли к своему дому. Я еле плелась, потому что хотела еще хоть несколько минут провести с Амиром. Он тоже не торопился, и я надеялась, что по той же причине. Возле нашей двери я остановилась и сказала:

– Все хорошо, что хорошо кончается.

– Верно, – улыбнулся он.

А я про себя подумала, что у него действительно красивая улыбка, и Ноа просто дурочка, если с такой легкостью от него отказывается. Если бы у меня был мужчина, который умеет так честно обо всем говорить, да еще и такой широкоплечий, я бы уж точно держалась за него обеими руками.

– Ладно, пока, – сказал он и посмотрел мне в глаза.

Мне очень хотелось сказать ему, что не надо ждать, пока Йотам снова потеряется, чтобы увидеться. Мне хотелось сказать ему, что по утрам я дома одна. Да и он тоже. Но из окна до меня вдруг донеслись голоса Лилах и Лирона. Я глубоко вздохнула, чтобы не сболтнуть лишнего, и сказала:

– Если тебе что-нибудь понадобится, не стесняйся, просто постучи.

Отец Йотама сидел в машине и плакал. Слезы текли у него по щекам, капали на отвороты куртки. Видели бы его сейчас сотрудники! Большой начальник плачет как малое дитя. С тех пор как погиб Гиди, он не плакал, только кашлял. Но вчера, когда он нашел Йотама, в его горле застрял темно-синий комок. А сегодня на работе он почувствовал, как этот комок набухает. Он приказывал себе: «Не будь бабой!» Снова и снова напоминал: «Будь сильным! Если лопнет бизнес, тебе конец». Но синий комок продолжал пухнуть. Настал обеденный перерыв, но у него не было аппетита. Компаньон сказал ему:

– Ступай домой, Реувен, ты паршиво выглядишь.

А он в ответ на него накричал:

– Как я уйду, если у нас полно работы?

Он нарочно изнурял себя, надеясь, что от усталости синий комок в горле рассосется. Но тот продолжал разбухать. И вот, возвращаясь поздним вечером домой, он почувствовал, что больше ему не вытерпеть. И тогда он остановил машину на обочине, выключил фары, спрятал лицо в ладони и завыл. Его тело сотрясала дрожь, в голове роились воспоминания. В сознании все смешалось. Он вспомнил, как однажды утром подвез Гиди до центральной автобусной станции, и они простились, тепло обнявшись. Как недавно вечером прикоснулся к Нехаме, и она в ужасе от него отпрянула. Как нашел в арабском доме Йотама, который лежал как мертвый.

Он не меньше часа просидел в машине с выключенными фарами, плача и подвывая, пока рядом не затормозил полицейский автомобиль и кто-то не крикнул в мегафон:

– Проезжайте! Здесь стоянка запрещена!

«Хорошо», – кивнул он и включил фары. И постарался влиться в движение. И перестать плакать.

Но всю дорогу до Кастеля из его глаз текли слезы. Они обжигали щеки, а он думал: «Нехама права. Абсолютно права. Так и в самом деле больше не может продолжаться. Как ездить по этим дорогам, если на каждом перекрестке его подстерегают воспоминания? А дома обстановка еще хуже. Нет. Надо взять Йотама и бежать отсюда. Но куда? Куда?»

Перед мостом на Мевасерет у него вдруг мелькнула идея, но он ее сразу отбросил: «Что с тобой, Реувен, это же безумие». Но идея продолжала крутиться в голове. Даже когда он добрался до своего квартала и до своей улицы. Даже когда достал из бардачка платок, включил в салоне свет и вытер лицо (все-таки он мужчина, и незачем кому-то знать, что он плакал).

Поднимаясь по лестнице, он взвешивал про себя все «за» и «против».

Прежде чем вставить в замочную скважину ключ, он подумал, поделиться ли этой идеей с Нехамой прямо сейчас. И решил, что лучше подождать.