Тоска по дому

Сима и Моше в постели не одни. Сначала к ним прибежал Лирон. Он сказал, что у него в комнате летает комар и не дает ему спать. Следом за братом приползла и Лилах. Без объяснения причин. И теперь они похожи на многорукого и многоногого осьминога. Время от времени Сима идет на кухню и приносит стакан воды. Моше пьет. Она пьет. Даже Лирон подносит стакан к губам. Когда вода выпита, она забирается под одеяло и думает: «У тебя есть все, чего ты хотела, Сима. Дом, любовь, семья. Не будь дурой, Сима, чего еще тебе надо?». Моше гладит ее по кудрявым волосам и говорит про себя: «Слава богу». В последние недели он чувствовал, что Сима рядом с ним, но только телом. Что мыслями она где-то еще. Он уже начал опасаться, что она бросит его ради другого мужчины, более стройного, более разговорчивого. Он постарался набраться терпения и не устраивать скандал. И его сдержанность принесла плоды. Наконец-то она вернулась к нему вся, и телом, и душой. По крайней мере, так ему кажется. А теперь, пожалуй, можно и заснуть.

Амир и Ноа отпраздновали ее возвращение и начали ежедневное изнуряющее восхождение по крутой тропе любви. Они стараются больше спорить. Меньше молчать. Каждый раз, слыша какое-то жужжание, спешат заглушить его танцем или разговором. Они не знают, что будет с ними не то что через год – через неделю. Бывают ночи, как, например, нынешняя, когда в них вновь проникает беспокойство. Они лежат в постели, и каждый замышляет побег.

– Ты спишь? – нарушает молчание Ноа, и Амир признается, что нет. – Ты меня любишь? – допытывается Ноа. Амир признается, что да. – Может, почитаешь мне что-нибудь?

– Хорошо. – Он встает, идет в гостиную и возвращается с последним письмом Моди.

– Ты уверен? – спрашивает Ноа. – Ведь он писал это тебе.

– Все нормально, – отвечает Амир и раскладывает поверх одеяла листы. Ноа трется своей ступней о его и протягивает под одеялом свою длинную руку. За секунду до того, как начать читать, он целует ее в голову. Ноа кладет руку ему между ног. Он, переворачивая страницу, говорит:

– Ну так я ничего не смогу читать.

Кто-то, посмотрев на них со стороны, сказал бы: «Держу пари, эти двое через год-другой поженятся и вскоре заведут детей». А другой, посмотрев на них со стороны, сказал бы: «Держу пари: эти двое через месяц-другой точно разбегутся».

Братишка!

Я собираюсь тебя использовать. Сообщаю об этом заранее, чтобы ты не возмущался и не удивлялся, почему на этих страницах нет упоминаний ни о тебе, ни о Ноа, как нет и вопросов о том, что творится в стране. Оставим это. Скорее всего, это письмо прибудет к вам вслед за мной. Через пять часов я сажусь в такси, которое отвезет меня в аэропорт Сан-Хуана, и менее чем через сутки я буду в Тель-Авиве; если я не ошибаюсь, это будет пятница. Обещаю, что в субботу, максимум – в воскресенье, я буду у вас в Кастеле с кучей фотографий и историй, короче, со всякой дребеденью, которая переполняет человека, вернувшегося из долгого путешествия. Но пока ты нужен мне как свидетель. Прочти все обещания, которые я давал себе во время этого путешествия, чтобы потом мне было труднее от них отказаться. Я уже устал принимать в поездках за рубежом важные решения, а потом, дома, чувствовать, что они рассеиваются, как дым. На этот раз хочу, чтобы все мои заявления были зафиксированы на бумаге, чтобы ты ознакомился с ними, напоминал мне о них и давал мне затрещину, если начну увиливать.

Годится?

Тогда к делу.

Я хочу начать плавать. Не смейся. Я вполне серьезно. Теннис – это хорошо, но, во-первых, в университетском бассейне красавиц больше, чем на теннисном корте, а во-вторых, в плавании есть нечто такое, что освобождает душу. Возвращает тебя к естественному ритму существования. И вообще, с какой стати я извиняюсь? Бассейн. Раз в неделю. Запиши и умолкни.

Еще я хочу быть менее циничным. Весь последний год я встречался со многими людьми из разных стран мира и ответственно заявляю, что израильтяне – самые циничные из всех. Мне это надоело. Я устал притворяться, что меня ничто не волнует, с единственной целью – не выглядеть пафосным. Мне надоело стрелять в других отравленными стрелами из страха, что они причинят мне зло. Я хочу приходить к людям с открытым сердцем. Чем я рискую?

Хочу плотно завтракать. Как в моих поездках. Яйцо всмятку, салат с авокадо, овощной салат, черный хлеб. Хочу начинать день с обильной трапезы и не испытывать угрызений совести.

И вообще, меня достало, что я постоянно в напряжении. Хочу, чтобы у меня был не такой плотный график, чтобы у меня оставалось время любоваться цветущим миндалем. Я согласен работать много, но не до умопомешательства. Европейцы, с которыми я здесь встречался, работают четыре дня в неделю, возвращаются домой в шесть и не считают, что с ними что-то не так.

Хочу меньше смотреть телевизор. Я полгода не смотрел телевизор и не чувствовал, что мне чего-то не хватает.

Хочу жить на природе. А если это будет трудно организовать, то, по крайней мере, на выходные уезжать из Тель-Авива. Хочу видеть горизонт.