Тоска по дому

Родители Йотама не думают о будущем. Для них будущее не имеет смысла, как очки, которые набирают участники телепередачи «Чья строка?». Каждый вечер перед сном мама Йотама молится о том, чтобы проснуться утром и обнаружить, что ничего этого не было. Как же она может думать о будущем? Или о настоящем? До случившегося они гуляли по субботам со своими друзьями, семьей Хадас. До случившегося она брала отца Йотама по вторникам на вечера танцев шестидесятых в общинном центре. Теперь он жалкий. Убогий. Погруженный в свои мысли. Оживает, лишь когда звонят из газеты. Или из этого треклятого форума за мир и безопасность. А она? Ей с трудом удается передвинуть себя с места на место, прожить день. Ведь когда-то она была книжным червем. В книжном магазине «Иордан», в торговом центре, хранят для нее отобранные книги. А она теперь не может прочитать больше двух-трех фраз. Она пытается, надевает очки, каждый абзац читает дважды. Но смысл прочитанного ускользает от нее. Как тень.

У Мадмони тоже читают не много. Иногда Наим приносит с собой газету. Еврейскую. Саддик уже знает, что не стоит читать первую страницу. Это вызывает у него зуд. С тех пор как не стало Ицхака Рабина, кажется, что все разваливается. (Вот горькая ирония судьбы: евреи всегда говорили, что нельзя заключать мир с арабскими странами, потому что слишком многое зависит от одного диктатора, который может внезапно исчезнуть.) Итак, Саддик от первых страниц переходит к спортивным новостям. Ищет результаты игр английской футбольной лиги. В частности его любимой команды «Ливерпуль».

И разглядывает поверх газеты дом напротив.

Я поднялся по пандусу, который соорудил Амин, намереваясь спокойно почитать спортивные новости, когда вдруг увидел дверь. Раньше я ее не замечал, но теперь, когда стройка поднялась на достаточную высоту и я оказался на уровне электрических проводов, увидел внизу, в просветах между древесными ветвями, эту дверь. Дверь была тяжелая, железная, с декоративным орнаментом по бокам. Точно такая, какой я ее запомнил. У нас эта дверь была входной, разумеется. У евреев, которые живут напротив Мадмони, она стала задней дверью, ведущей в никуда. Я хлопнул себя ладонью по лбу: как же я мог не подумать об этом? Я запомнил дом с одной стороны, но, разглядывая его в последние месяцы, видел его с другой. Потому-то и не мог решить. Я чуть с пандуса не упал от волнения, что наконец все понял, и слава богу, что не свалился на землю, потому что страховки у нас нет. Ухватившись за один из прутьев арматуры, я вытер лоб рубашкой и посмотрел на дом и на улицу. Попытался представить себе, как выглядит дом, когда смотришь на него с противоположной стороны. И, когда я подался вперед, чтобы лучше видеть, заметил старушку-еврейку, ту, что живет в этом доме, – она шла по улице с пластиковыми пакетами. Недолго думая, я прыгаю на землю, протискиваюсь через бетонные опоры, пересекаю улицу и бегу к старушке. Я хотел попросить ее, чтобы она впустила меня только на минутку, посмотреть, что там внутри, убедиться, что я не ошибся, но она испугалась моего внезапного появления и уронила свои пакеты на тротуар.

Мне было стыдно за себя, за то, что я напугал женщину в возрасте моей мамы, но я тут же нагнулся и начал собирать рассыпавшиеся продукты, чтобы положить их обратно в пакеты, – творог, апельсины, лук, – но она закричала: «Вор! Вор!» – и стала бить меня французским багетом по голове. Я закрыл голову руками, и теперь она била меня по пальцам, как это, случалось, делал учитель математики Али Авис, колотя нас линейкой по рукам. «Госпожа, я хочу помочь вам, я обеспечу вам бесплатную доставку», – попытался я объяснить ей, но она продолжала лупить меня багетом в левой руке и морковкой в правой, а тем временем в окнах окружающих домов появились люди, с любопытством наблюдающие за нами. Поэтому я оставил ее – не хватает мне проблем – и бегом помчался на стройплощадку Мадмони. К счастью, как раз подъехал фургон и забрал рабочих до того, как из соседних домов высыпали люди и началась ха́фла

[24]. Я еще видел дочку старушки – мне кажется, что это ее дочь, та, с глазами тигрицы, – она подбежала к ней, и как раз в эту минуту наш фургон выехал с улицы.

– Я-Садди́к, и́нта маджнун?[25] – спросил Амин и покрутил пальцем в воздухе, словно вворачивал винт. – Ты что, хочешь, чтобы мы все из-за тебя пострадали?

А Наим сказал:

– Дахиль Алла[26], если Рами про это узнает, нам конец.

Оба они сидели напротив меня в машине, и глаза их были красными от пыли, которая целый день облаком носится вокруг них.

– А́лла сатр,[27] – успокоил я их. – Ничего не случилось. Все, что я сделал, – хотел помочь старушке дотащить ее пакеты из «Доги». Я виноват, если она сумасшедшая? К тому же мы нужны Рами. Вот-вот начнутся отделочные работы. А кто ему сделает отделку, если не мы? Ангелы?