Тоска по дому

Верно. Я не должна была упоминать о том, что у Моше нет аттестата о среднем образовании, я знаю, что для него это чувствительный пункт, и неразумно ради победы в споре вспоминать то, что мужчина шепотом поведал тебе ночью. Тем более что он не сдал всего один-единственный экзамен, по английскому, и планирует сделать это, когда Лилах немного подрастет. Или когда Лирон пойдет в школу. Не помню. Но, при всем уважении, то, что он сделал, непростительно. Так не делают, если в доме двое детей и старший притворяется спящим, хотя на самом деле слышит каждое слово. Так не делают, если за неделю до свадьбы твоя будущая жена, прогуливаясь с тобой по иерусалимскому променаду, усаживает тебя на скамейку под деревьями и ясно и доходчиво объясняет тебе, что ничего подобного в ее семейной жизни не будет. Что ей вполне достаточно того, что она пережила в детстве, перед тем как отец их оставил. Взгляды соседей, вопросы детей в школе, ужин на следующий вечер после ухода, когда, заставляя себя болтать за столом, она улыбалась, пока не заболели лицевые мышцы.

После того как он раздавил ногой стакан, в доме стало тихо. Слышалась только веселая музыка за стеной у студентов. Я сказала:

– Я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас.

Он молчал. Думаю, он был испуган не меньше, чем я. Я подошла к двери, открыла ее и сказала:

– Давай. Уходи. Не хочу тебя видеть.

Он закрыл дверь, прислонился к ней спиной и попытался объяснить:

– Я совсем не то имел в виду, просто не знаю, что на меня нашло. Мне жаль. Давай поговорим.

Отодвинув его в сторону, я снова открыла дверь и обеими руками вытолкала его за порог.

Он не сопротивлялся, поднял руки вверх:

– Хорошо, хорошо.

Я захлопнула дверь, закрыла ее на цепочку и воткнула ключ в замочную скважину. Пошла за веником и совком, собрала осколки. Крупные осколки валялись там, где Моше наступил на стакан, но более мелкие рассеялись по всей гостиной: по ковру, в темной пещере под диваном, за тумбой под телевизор. Сметая их, я нашла погремушку Лилах, которую искала не одну неделю. Вернула веник и совок в зазор между стеной и холодильником и пошла посмотреть, как там дети. Лилах спала младенческим сном. Я положила ее погремушку на тумбочку, утром будет ей сюрприз. Лирон с головой накрылся одеялом, только локоть торчал наружу. Когда он был поменьше, я боялась, что он может задохнуться, вот так, без воздуха, и каждую ночь сдвигала одеяло, но со временем убедилась, что он сам откидывает его во сне, и перестала беспокоиться. Я подошла к постели Лирона. Одеяло поднималось и опускалось слишком быстро, а дыхание ребенка было слишком легким, чтобы можно было поверить, будто он спит. Слышал ли он наш разговор? А если слышал, то что из него понял? Жаль, что нельзя спросить его, что он сам обо всем этом думает. Дать ему возможность принять решение самому. Начиная с определенного возраста дети разведенных родителей имеют право сами выбрать, с кем они хотят остаться, с папой или с мамой. Но Лирон еще маленький. И вообще, почему это я вспомнила о разведенных родителях? Я погладила его по спине через одеяло. Это наш обычный знак. Если он еще не спит, то поворачивается, открывает свои большие глаза и начинает рассказывать: о детях в саду, которые всегда ссорятся из-за того, кому в игре достанется бордовый цвет; о новой компьютерной игре, которая есть у Даниэля, и он хочет такую же; о том, что скрывается за звездами в небе. Но Лирон не повернулся. Его право. Я оставила его в покое и вышла из комнаты.

Моше постучал в дверь.

– Чего ты хочешь?

– Мне некуда идти.

– Какая трагедия. Иди к своим родителям. («Трагедия» – это словечко Ноа. Неужели я начала говорить, как она?)

– Они будут задавать мне вопросы. Ты хочешь, чтобы они задавали мне вопросы?

– Мне все равно.

– Хорошо, я понял. Ты совсем сошла с ума. Но только знай, тебе это не поможет.

– Посмотрим.

За дверью воцарилась тишина. Я посмотрела в дверной глазок, но ничего не увидела. Однако чувствовала, что он еще не ушел.

– Сима?

– В чем дело?

– Здесь очень холодно. Можешь принести мне одеяло? Пожалуйста.

– Подумаю об этом.

– Ладно, только думай быстрее.

Я пошла за пуховым одеялом. Вскарабкалась на лестницу и сняла с антресолей еще и матрас – наш матрас для гостей. Занимаясь всем этим, я думала про себя: может, я все преувеличиваю? Восемь лет мы с Моше вместе, и он ни разу не повысил на меня голос. Мы все решали мирным путем. Даже сейчас он же не бросил стакан в меня, Боже упаси. Он просто поставил его на ковер и, возможно, случайно наступил на него. Хорошо, что у него туфли на толстой подошве, иначе порезал бы ступню. У меня в голове зазвучал голос Мирит, моей сестры: «Сима, ты сошла с ума? Ты испытываешь его терпение, а мужчины не любят женщин с характером. В конце концов ему это надоест и он сменит тебя на одну из пассажирок, из тех, что садятся сразу за водителем и всю дорогу хихикают. Такую, которая не доставит ему проблем. И что ты тогда будешь делать, такая умная? Где возьмешь деньги, чтобы отправить Лирона в частный детский сад? Уступи, Сима, пойди ему навстречу. Ты же видела, что случилось с мамой».