Тоска по дому

– С какого-то моста в Эквадоре. Он от этого в полнейшем экстазе. Я получил от него письмо на пять страниц, и все пять страниц – только о прыжке.

– Ненормальный.

– Кто бы говорил.

– Почему это «кто бы говорил»?

– Ты носишься по Иерусалиму и снимаешь последствия терактов. Неужели тебе никогда не бывает страшно?

– Если честно, нет. Когда у меня в руках фотокамера, я работаю. Я думаю только о свете, композиции и других подобных вещах.

– И все это не сводит тебя с ума? Осколки стекла, кровь, слезы?

– А чем ты лучше? Со своими психами?

– Я не говорил, что я лучше.

– Не говорил, но подумал.

– Не думал.

– Ладно, не думал. Скажи, почему ты такой агрессивный?

– Я агрессивный?

– Да, почему ты против меня?

– Я не против тебя, я о тебе беспокоюсь.

– Ты беспокоишься не обо мне, а о себе.

– Неправда, я волнуюсь за тебя. Обещай, что в следующий раз позвонишь.

– Позвоню.

– Клянешься именем Дианы Арбус[43]?

– Клянусь Дианой Арбус. Но ты делаешь из мухи слона. Зачем?

– Затем, что ты, как мне кажется, сознательно подвергаешь себя опасности. Тебе нравится флиртовать со смертью.

– Послушай, это нечестно.

– Почему нечестно?

– Потому что я тебе уже говорила, в шестнадцать лет я была другим человеком и больше никогда им не стану.

– Ладно.

– Кроме того, я просила тебя никогда об этом не вспоминать.

– Хорошо, прости. (Как так получается, что прощения в конце всегда прошу я? Просто невероятно.)

– (Чего он от меня хочет? Он мне дыхнуть не дает.)

– (Почему она замолчала?)

– (Он хотел бы, чтобы я, как он, целыми днями сидела дома.)

– (Почему всегда я должен делать первый шаг к примирению? Пусть она сделает это хоть раз.)

– (Какое ему дело, чем я занимаюсь? Пусть оставит меня в покое.)

– (Пусть она заговорит первой.)

– (Пусть он заговорит первым.)

– О чем ты думаешь?

– Ни о чем. Я устала от этого разговора.

– (Просто великолепно. Сейчас она повернется ко мне спиной, и – опа! – еще одна ночь без секса. Мы с ней уже две недели не спали. Мы уже две недели не спали. Мы уже две недели не спали.)

– (Уже две недели мы не смеялись. Вся эта смерть вокруг проникла в нас.)

– (Из-за этого я хожу сам не свой, меня заводит даже белая бретелька бюстгальтера Симы.)

Ох уж эти врачи. Изображают из себя богов, одеваются в белое, смотрят сквозь тебя, как будто ты прозрачный, но, если что-то пойдет не так, они сразу уменьшаются в размерах, говорят жалкими голосами и лопочут, что «им очень жаль, но такие вещи случаются». Будь они прокляты. Заставили Авраама три месяца ждать операции, хотя он уже полтора года не спит по ночам от боли. Говорили, что это очень простая операция, которая не дает осложнений. «Одна из самых частых у нас в больнице, – сказал Джине доктор Захави. – Вам не о чем беспокоиться. Через три дня он будет дома, как новенький».

Как только я увидела доктора, который шел к нам после операции, я сразу поняла: что-то случилось. Он весь как будто превратился в спину. У него не было лица. Не было живота. Только спина. Мы вчетвером поднялись ему навстречу. Почему-то из всех четверых он разговаривал именно со мной. Возможно, догадался: я не родственница, и меня можно меньше бояться.

– Все оказалось сложнее, чем мы предполагали, – сказал он и еще заметнее преобразился в сплошую спину. – Во время операции у Авраама упало артериальное давление, по-видимому из-за анестезии, а это означает, что его мозг в течение как минимум пяти минут испытывал кислородное голодание. Кроме того, выяснилось, что у него повышенная чувствительность к одному из компонентов анестетика, что вызвало дополнительную интоксикацию, то есть…

– А камни? Что с камнями? – не выдержала Джина, требуя, чтобы он обратил на нее внимание.

– Мы удалили ему желчный пузырь, но теперь необходимо ждать. Мы должны проследить, как случившееся повлияло на функции его мозга.

– Мозга? При чем тут мозг? – Джина помахала в воздухе пальцем. – Вы же оперировали ему живот, доктор? Ведь сами мне это сказали. И сказали, что это простая операция! Это вы мне сказали!

– Мама, успокойся, не надо кричать. – Менахем положил руку Джине на плечо.

«Хорошо, что он приехал, – подумала я. – Он один в этой семье способен с ней справиться».

– Можно зайти к нему, доктор? – спросил Моше и указал на запертую дверь.

– Нет, еще слишком рано, – ответил врач. – Практически еще идет операция. Я предлагаю всем вам поехать домой, отдохнуть и вернуться завтра рано утром.

– А я, доктор, предлагаю не делать нам предложений, – неожиданно заявил Менахем, стоявший слева от Джины. Борода у него дрожала от гнева.

Доктор проглотил обиду. Я видела, как она проскользнула в горло, задев кадык, через трахею спустилась к ключичной впадине и застряла в груди. Доктор натянул перчатки и сказал:

– Пожалуйста, можете остаться. Обещаю держать вас в курсе развития ситуации.