Тосканская графиня

София понимающе улыбнулась. Сначала Карла была просто женой крестьянина, massaia, а потом стала каждый день приходить в помещичий дом готовить еду. Но когда ее муж, Энрико, серьезно заболел и работать больше не смог, София поместила обоих жить в четырех довольно просторных комнатах в почти неиспользуемой части усадебного дома: одна на первом этаже и еще три на втором, со своей отдельной лестницей. Раньше здесь жила прежняя экономка, но она вышла замуж, переехала к мужу, и комнаты оставались пустыми. Все трое детей стали жить с Карлой, конечно, а экономкой в усадьбе по совместительству работала Анна, которая жила отдельно. Энрико был крупным, бодрым и жизнерадостным мужчиной и не заслуживал смерти в столь молодом возрасте, и весь год, пока он болел, София помогала за ним ухаживать. Своих детей у них с Лоренцо не было, и весь свой материнский инстинкт она излила на детей Карлы, особенно на Альдо, которого сильно потрясла смерть отца.

Внешне Карла порой производила впечатление женщины грубоватой, но все они знали, что в душе она была добрейшим и великодушным существом; Карла всегда могла, если захочет, открыть душу нараспашку. На Софию снова нахлынули воспоминания о праздничном ужине в сентябре. Лоренцо с Софией тоже успели присоединиться, до того как надвинулись черные тучи, и вот в конце недели, изнемогая от усталости после сбора винограда, они приползли домой. Альдо в белоснежной рубашке, которая удачно подчеркивала красоту его смуглой кожи, накрывал поставленные на площади столы выстиранными и выглаженными Карлой скатертями в синюю клетку. В сентябре, как раз перед приходом немцев, у них еще с избытком оставалось вяленой ветчины, мортаделлы[8], салями, овечьего сыра, не говоря уже о хлебе с вином. И как только запиликала скрипка, усталость будто рукой сняло – и все сразу пустились в пляс под усеянным звездами небом. Даже Лоренцо, сияющий от удовольствия, разомлевший от тепла и любви, снова и снова вертел ее в танце с такой страстью, что у нее закружилась голова. Но дольше всех танцевала Карла, ее громкий непринужденный смех слышался отовсюду, пока Альдо заботливо не увел ее в дом – мягкое обаяние этого юноши способно было растопить любое сердце.

Воспоминание отлетело прочь, и София снова бросила быстрый взгляд на мужчину в кресле.

– Не очень-то он похож на человека, способного на кого-то напасть или куда-то сбежать, – заметила она.

София перебрала в голове варианты дальнейших действий и поняла, что без надлежащего ухода этот человек, чего доброго, возьмет и помрет. Лоренцо еще пару дней пробудет во Флоренции, поэтому неплохо бы, пока есть время, найти для незнакомца пристанище. Ей очень не хотелось впутывать сюда мужа. У него и своих проблем по горло, да и вряд ли он одобрит ее участие в этом деле.

Карла криво усмехнулась.

– Ты уверена насчет комнаты Габриэллы? – спросила София.

Та утвердительно кивнула:

– Альдо поможет его перенести. Ведь ты поможешь, сынок?

Альдо с готовностью кивнул, и София снова внимательно оглядела мужчину. Волосы у него, несмотря на грязь, были светлые, так что он вполне мог оказаться и немцем. Кроме того, достаточно крупный. Странно, почему они все такие крупные. Какая-то раса гигантов. Но с другой стороны, если он на самом деле не немец, а англичанин, то, возможно, беглый военнопленный. Выглядит очень не ахти. Интересно, откуда он родом? Есть ли у него семья? Жена? Дети? Она не могла не сравнить этого хорошо сложенного мужчину со своим высоким, тонкокостным аристократическим мужем. Одежда на нем столь неописуемо грязна, что невозможно определить, какого цвета, хотя, похоже, пиджак когда-то был серым, а штаны темно-зеленого цвета. Она осторожно расстегнула пиджак и ахнула: рубаха – о ужас! – насквозь пропитана кровью.

София взяла себя в руки и энергично взялась за дело, объяснив каждому его обязанности. Карла досадливо цокала языком и что-то ворчала под нос, но Альдо в свои семнадцать лет был крепок и мускулист, и, взявшись втроем, они кое-как понесли – впрочем, скорее поволокли – мужчину через центральный зал в маленькую комнатку с другой стороны дома.

Карла сняла постельное белье дочери, постелила на матрас старое одеяло, и Альдо с Софией, подняв мужчину, уложили его на кровать. Он продолжал стонать, но глаз при этом не открывал.

– Габриэлла возражать не будет?

Карла на вопрос не ответила, а вместо этого уставилась в пол, что весьма озадачило Софию. Альдо одарил ее своей милой, виноватой улыбочкой, которая еще в детстве избавляла его от многих неприятностей. До чего же ярко сияет жизнь в этих темных глазах, подумала она. И так было всегда: глаза этого юноши буквально лучились. Потом София увидела, как он толкает Карлу локтем.

– Расскажи графине, что случилось, – сказал он. – Расскажи.

София перевела взгляд на Карлу.

– Что вы хотите рассказать? – спросила она.

– Это касается Габриэллы, – сказал он, обратив на нее озабоченный, встревоженный взгляд. – Мы думаем, что она целый час провела с одним из чернорубашечников, которые недавно вечером напугали женщин у Анны в доме.