Тосты Чеширского кота

Додон с Толстым выманили пса в холодный тамбур и довольно быстро порешили несчастную псину кухонным ножом. Мы, сидя в ленинской комнате услыхали лишь короткий жалобный взвизг.

– Я его есть не буду, – пообещал побледневший Станиславский.

– Нам больше достанется. Но лучше не зарекайся – равнодушно ответил Чебурген.

Мяса оказалось не так уж много, его разделили на порции и заморозили. Голову со шкурой выбросили в пургу.

Додон развел прямо в холодном тамбуре микроскопический костерок из щепок и бросил в огонь пару кусочков мяса, прошептав что-то предварительно.

– Чтоб дух местный не сердился. И чтоб Курсант не сердился, – лаконично пояснил он, – теперь можно кушать.

На вкус Курсант оказался похожим на баранину.

Станиславский упорно сидел в углу, игнорируя трапезу. Его порция стыла на тарелке.

– Слушай, если ты не будешь, давай мы разделим, – предложил Чебурген.

– Да! То есть, нет! Я только попробую! – Станиславский схватил тарелку.

– Курсантик, милый, прости меня, – причитал он сквозь слезы, через пять минут, дочиста обгладывая рёбрышко…

Мы перестали бриться. Разговаривали помалу и нехотя, избегая почвы для ссор. Ползали по лееру на дежурства в Техздание и дремали возле шуршащих белым шумом приемников. От японской музыки всех уже тошнило.

Табак давно закончился. Дизель работал исправно, запас солярки не давал повода к беспокойству, а пурга всё не кончалась. Временами казалось, что в мире не осталось больше ничего, кроме нас, затерянных в тундре, и этой чертовой пурги.

Мы протянули на собачьем мясе ещё десять дней. Потом три дня пили бульон из предусмотрительно замороженных костей.

Утром двадцать пятого дня от начала пурги мы проснулись от тишины. Ветер не ревел больше, не стучал камнями в стену. Что-то произошло.

Мы привычно откопали вход и убедились, что пурга завершилась.

Остатки снежного войска легкой поземкой заметали следы. С наветренной стороны роты и кухни высились гигантские сугробы. Местами тундра была покрыта отполированным до ледяного блеска настом. Холодало.

В небе зелёным прибоем накатывало полярное сияние, не посещавшее нас три с лишним недели. Оказывается, уже начался февраль.

Одна из двенадцати антенн, стоявших кольцом вокруг Техздания, лежала, сваленная ветром. Шесть мощных, в ногу толщиной, фарфоровых изоляторов сахаристо блестели ровными изломами. Крепежные болты выворотились из гнёзд, смяв сталь, как бумагу. Освинцованный кабель изогнулся диким кренделем; видимо, падая, антенна повернулась вокруг своей оси.

Пурга явно не шутила с нами.

Связи с частью всё ещё не было, и мы, побрившись наскоро, отправились туда пешком, оставив лишь дежурную смену в Техздании.

Дорога местами была отполирована, как каток, кое-где занесена сугробами по пояс, поэтому мы добирались почти два часа.

Часть возвращалась к жизни. Солдаты и офицеры выглядели одичавшими, многие были небриты и выглядели слегка безумными. У штаба нас встретил Грибной Прапорщик и тут же побежал за майором Пузыревым. Оказалось, что нас числили замерзшими, и Пузырев считал дни до трибунала.

На радостях он отвёл нас в столовую и, вызвав дежурного, приказал накормить. Опёнок тем временем помчался в парк за вездеходом, чтобы мы успели загрузить продукты.

Пока мы набивали животы, в столовую вдруг завалились Панфил с Джаггером.

Они заорали дико, глядя на нас, как на привидения. Джаггер так даже кинулся ощупывать нас, причитая:

– Чур меня, чур…

Подсев к нам, и выслушав наш горестный рассказ, они сообщили о том, что произошло у них.

На девятый день пурги по неизвестной причине сгорела дизельная. Видимо, это судьба всех дизельных к востоку от Урала – раньше или позже сгорать дотла. Резервные дизеля были запущены немедленно, но телефонную связь и подачу электричества на Первую Площадку возобновить не удалось. Все были уверены, что мы околели.

– Не дождетесь! – подытожил Кролик.

Мы доели и отправились на склады. Панфил увязался за нами, а Джаггер побежал за Чучундрой, чтобы тот тоже порадовался нашему воскрешению. Оба они примчались моментально и очень кстати. Склады были заметены до крыш, и после объятий и восклицаний Чучундра получил, как и все, лопату в руки. Тем временем, радостно грохоча мотором, прибыл вездеход с Опёнком. Мы откопали вход и принялись за погрузку.

Между делом Чучундра успел сообщить жутковатую новость: после окончания пурги, на флагштоке, напротив штаба, обнаружилась волчья шкура с цельной, скалящей злую пасть, головой.

И теперь ведущие мистики части, а именно комсорг с замполитом, пытаются найти должное толкование этому метафизическому факту. Пока лишь ясно одно, что дело не к добру.

Мы с Кроликом мрачно переглянулись.

Пока шла погрузка, я обратил внимание на непонятную суету возле свинарника. Туда, обратно и снова туда пробежал дежурный по части. Подкатил санитарный УАЗ. Пригнали каких-то гусей с лопатами, из учебки, откапывать вход.

– Что там? Опять поросенка кто-то украл? – ревниво поинтересовался Толстый.