Тосты Чеширского кота

– Не задуло бы, – сказал мне Толстый, недоверчиво поглядывая в помутневшее небо, – завтра за продуктами ехать, всё вы, оглоеды, подожрали.

– На крайняк, на вездеходе прокатимся, – ответил я… Но мы не прокатились.

Температура поднялась за несколько часов с минус тридцати семи до минус восемнадцати градусов, и пурга обрушилась на дельту реки Лена. Собственно, просто пургой это уже нельзя было назвать, нас навестил настоящий полярный ураган.

Видимость пропала сразу. Исчезли все очертания и ориентиры, сплошная мутно-белая мгла растворила в себе весь мир. Вытянутую вперед руку, было видно лишь до локтя. Ветер крепчал с каждым часом. С небольшого холмика перед ротой ветер выдул до земли снежный покров и в стену, и в деревянные щиты, закрывавшие окна, забарабанили камушки. Судя по силе ударов, они были не такие уж мелкие.

Постоянным звуковым фоном стал рев ветра, меняющий тональность во время порывов.

Выход из роты превратился в приключение. Холодный тамбур заносило снегом, несмотря на внешнюю дверь, и мы откапывались постоянно. Кроме того, тамбур был выделен под туалет Курсанту, который трусливо отказывался выходить наружу, и ни увещевания, ни пинки не помогали.

Идти по заблаговременно вывешенным леерам, как мы делали обычно в прошлые непогоды, было невозможно. Чтобы попасть на кухню или в Техздание, нам приходилось ползти на четвереньках, пристегнувшись к лееру ремнями. Иногда при этом, особо сильный порыв ветра, словно тяжелым и мягким матрасом бил сбоку и переворачивал нас, как жуков на спину. Все передвижения производились вслепую, не было видно даже прожекторов. К концу путешествия все складки одежды, карманы, клапана, в общем, всё абсолютно, было набито снегом, который начинал противно таять в тепле.

На боевых дежурствах работа, в общем-то, прекратилась из-за помех. Чтобы не ползать по лееру каждые шесть часов, мы перешли на смены двенадцать-через-двенадцать.

Вторая площадка сделала то же самое. По двенадцать часов в день на дежурствах мы валялись в креслах, покуривая, слушая музыку из Японии и магнитофонные записи. Панфил читал мне стихи по ГГСке.

…Вот тогда и друзья мои

Рядом со мною вдруг встанут,Свечи затеплят,Слезу не стирая со щёк.Скажут: – Боже, берёг ты егоВ путешествиях в дальние страны,Так почему же сегодняЕго не сберёг?Мне на груди сложат тихоХолодные руки,К счастью, рукам моим

Лихо творить не пришлось.Я не нашел себе дела —И умер от скуки,В этот момент и друзейУ меня не нашлось.Может ли быть? Ведь стоятОни в искреннем горе.Мы – поколенье одно —В этом план, в этом смысл.Я ведь для них пробивался

В пространство холодного моря,Я же для них истерзалПервозданную мысль!О, дорогие мои!Бескорыстные, добрые братья,Что вы хотите, ей-богу,Ведь я неживой.Ну, напоследок,Тащите меня на распятье,Если вам нужен

Посмертный картонный герой.В жизни я верилПочти всем рассказам и сказкам,И из-за этого вы тутТеперь собрались…Но не надейтесь,Конец мой для вас – не развязка.Рвись, моя жизнь,Ввысь, в бескрайнюю высь!

И ещё…