Тот, кто дает ответы

– Просто скажи нам слово, которым заговаривал твой прадед свою мастерскую, – неторопливо продолжал пан Совинский. – Мы сами найдем. Она ведь у тебя там, в подвале? Мы не можем проникнуть, что-то мешает, отталкивает нас. Ну-ка, расскажи, парень, и мы оставим тебя в покое.

Матвей молчал, даже когда резали ноги и прижигали руки. Андрей нагревал на огне – специально принес для этого металлическую треногу – круглые старинные монеты и прикладывал к запястьям. Смотрел при этом в глаза и наслаждался болью, которую причинял.

Назар и Андрей оказались теми еще садюгами. Они успокоились, лишь увидев, что Матвей потерял сознание от боли. И уже на грани реальности и мрака, чувствуя, как горит кожа от ожогов и раскалывается голова от ударов, Матвей прошептал слово-пропуск. Прошептал, потому что страстно хотел, чтобы этот ужас прекратился. Он больше не мог. Его силы закончились.

Потому он проговорил старое слово, которому научил его прадед. Пробормотал разбитыми губами, выдавая семейный пароль, открывающий доступ в родовое гнездо Левандовских.

Скарбник.

И на второй вопрос, который задал наклонившийся над ним Совинский, Матвей тоже прошептал ответ.

Марьян Вивчар.

– Вот и все, парень. Прикончите его, ребята, – велел Совинский и вышел.

– Снова вся грязная работа нам. Прикончить и после прибрать. Как обычно, – буркнул Назар, пиная Матвея.

– Не ворчи. Совинский хорошо платит, – ответил ему брат. – Пошли, выпьем немного, а после закончим работу. Парень никуда от нас не денется.

2

Матвей словно смотрел боевик. Если бы не тошнота и головная боль, это было бы даже интересно. В дверь ванной постучалась Снежана и вошла – он ведь не закрыл.

– Ты ужасно выглядишь, – проговорила она, кидаясь к Матвею. – Ты белый, как снеговик. И весь мокрый…

– Хочу принять душ, – еле шевеля языком, пробормотал Матвей. – Я просто приму душ, и все.

– Ты валишься с ног! Ты заболел? Что это? Грипп?

– Со мной все в порядке. Со мной сейчас все будет в порядке. Понимаешь? Выходи, я залезу в душ.

– Ты болен, Матвей!

– Выходи! Со мной все в порядке!

Он вытолкал Снежанку, закрыл дверь, стянул с себя одежду и встал под воду. Под теплыми струями стало немного легче.

Теперь он знал, что случилось дальше. Вспомнил подвал и кровь на полу. И даже понимал, что это не только его кровь. Он лежал на полу, полумертвый, избитый и израненный, но едва сознание восстановилось, как его затопила злость. Невиданная злость и ярость, затмившая разум.

Почему он позволил себя избить? Почему позволил себе предать? Почему сказал слово – доступ в родной дом и назвал имя Марьяна?

Совинский что-то задумал. У него есть план, который он теперь воплощает в жизнь. А Матвей валяется на полу в подвале и ждет. Чего он ждет? Когда придут братья Назар и Андрей и перережут ему горло? Неужели он позволит вот так просто оборвать свою жизнь?

Как жаль, что у него нет прадедовского плаща! Что нельзя накинуть на голову капюшон и превратиться в медведя! В жуткого Чугайстера, разрывающего свою жертву на кусочки…

Или можно превратиться? Он человек или все-таки медведь?

Он ведь уже становился животным, знает, как это происходит. У него лишь один шанс выжить – обернуться зверем. Он не может больше оставаться человеком, этим жалким, избитым парнем с опухшими губами и порезанными ногами. Матвей может быть совершенно другим.

Матвей и есть совершенно другой. Он – Чугайстер.

Остается только позволить медвежьей сущности взять верх над человеческой. Выплеснуть ярость и злость, отомстить обидчикам. Часть звериной натуры, которая всегда пряталась где-то внутри, скрывалась под слоем человеческого сознания и воспитания, неожиданно высвободилась. Ее ничто не сдерживало. Матвей больше не хотел быть человеком. Теперь он хотел быть медведем.

И когда дверь подвала открылась и внутрь зашли два мужика – это были помощники братьев, Матвея в подвале не оказалось. Их встретил огромный медведь и разорвал обоих в мгновение ока. Темная кровь пролилась на желто-коричневую плитку, и лапы огромного чудовища прошлись по ней, оставляя четкие следы. Зверь протиснулся через узкую дверь, выбрался в просторный холл дома и оттуда вышел на улицу.

Братья прятались где-то в доме и не попались разъяренному Чугайстеру. Оказавшись на свободе, медведь ушел в лес, оставив за спиной усадьбу и тех, кто там находился. Вот и все.

Потом он бродил в лесу в облике медведя, и никто его не опаивал зельем забвения, не лишал памяти. Просто Матвей расщепил свою внутреннюю сущность, раздвоил сознание. Наверное, это называется именно так. Все воспоминания остались в сознании медведя, а человек Матвей благополучно забыл все, что происходило. Забыл, чтобы не мучить себя чувством вины и ощущением ужаса от слишком близкой смерти.

Подвал, собственные раны и собственное бессилие. Страстное желание, чтобы перестали избивать, готовые сорваться с языка мольбы о пощаде – такое не хочется помнить. Вот Матвей и забыл. Оставил эти воспоминания медведю, который неделями бродил по лесу, пожирал животных, грабил близлежащие фермы и, если бы не мавка Руська, бродил бы диким зверем до сих пор.