Как трезубец, высятся три современные высотки. Элитные. Их как раз видно издалека. В этом районе почти тихо. Рядом — река течёт и парк огромный раскинулся. Он выглядит странно. В нём старина мешается с новизной. Старые необхватные дубы шелестят листочками над новенькими лавочками.
А больше всего мне понравились фонари — словно только из мастерской или магазина. Или где их делают? На заводике? Чёрные блестящие с коваными завитками и белоснежными шариками-плафонами. Интересно: вечером они светятся одинаково или разноцветно?
Я ни о чём не спрашиваю. Разглядываю лишь, приклеившись к окну. Может, это и некрасиво — такое пристальное внимание. Наверное, я похожа на провинциальную простушку, но мне всё равно. Я наслаждаюсь, а что подумают обо мне — не важно.
Подземная парковка. Игорь глушит мотор. Приехали. Теперь я не могу самостоятельно выскочить из машины: дверь заблокирована. И я вижу улыбку удовлетворения на лице мужа. Это его приказ. Ему не понравилось, что я выбежала, когда пыталась найти его.
Эдгар подаёт знак — и открывает дверцу. Протягивает руку. Я вкладываю ладонь. Меня бьёт током. Он волнует меня. Я втягиваю его запах и сглатываю ком в горле.
Дальше мы идём сами, но охранники всё равно плетутся сзади. Видимо, такой у них приказ.
— Что это, Эдгар? — нарушаю я молчание. На меня давит великолепие современного здания. Страшно входить. Может, я бы и не вошла, но Эдгар — моя путеводная нить. Держит крепко за руку и ведёт за собой. Уверенно.
— Скоро увидишь, — у него лицо деда Мороза.
— Ты здесь живёшь, да? — догадываюсь я. Он же где-то обитал до того момента, как женился на мне. Но если здесь его квартира, значит он сумасшедше богат.
Эдгар не отвечает. Да и так всё понятно. Он прячет усмешку. Как же, наверное, он смеялся в душе, когда я предлагала вчера сменить квартиру на более скромную. По всей видимости, наша квартира для него — почти дно. Раз он жил здесь.
Наверное, он хотел поразить меня роскошью. А я почему-то чувствовала лишь унижение. Поэтому я прошлась по апартаментам вслед за Эдгаром и не смогла выдавить из себя восторгов.
Здесь действительно было прекрасно. Слишком мужская квартира, но удобная и стильная. Дизайнеры потрудились на славу, создавая эту полумрачность из холодных сине-голубых тонов. Ему под стать. Жаль, нет ледяных статуй по углам. А то б они как раз добавили и подчеркнули нужный колорит.
— Мы переедем сюда скоро. Ты была права. Твоя квартира нам не подходит.
Он не спрашивал. Ставил меня перед фактом. Я боялась заикаться про детей. Казалось, спрошу — и он разозлится. Передумает. Да он и не давал мне слово, что заберёт малышей. Всё зыбко и болтается на тоненькой ниточке. И только ему решать — перерезать её или заменить на прочный канат.
Сейчас он снова был тем самым Гинцем — чужим и далёким, как несколько долгих дней назад. Может, авария тому виной, а может, клиника, опустошившая меня до дна.
— Тебе не нравится, — сжимает он губы, словно я кровно обидела его, не высказав восторги.
— Дай мне привыкнуть, — мягко прошу я. — Ты же знаешь: я должна адаптироваться. И тогда всё станет на свои места. Слишком быстро всё меняется. Я только начала обживать новое жильё, как ты меня из него выдёргиваешь. Это не упрёк. Всего лишь правда.
— Хорошо, — глаза у него холодные и лицо непроницаемое. — И можешь забрать сюда свои ужасные цветы.
— Это большая жертва с твоей стороны, — я очень серьёзна, но он всё равно смотрит на меня с подозрением. Ищет следы поддёвки, которой почти нет. Ну, почти. Да. — Я ценю твою доброту, Эдгар.
— Правильно. Цени, — великодушно разрешает он и делает опасный шаг на сближение. — Меня ведь есть за что ценить, правда?
Сарказм. Обиделся. Ну, ладно.
— Есть, — я честна, потому что в нём много хороших качеств. Завалены они лишь всяким ненужным хламом. Сложный человек, похожий на ребус. Головоломку с пропущенными звеньями. Кто этого не знает — свихнёт мозги, но так никогда и не сможет распутать все многоступенчатые ходы личности Эдварда Гинца.
— Я хочу в душ. После клиники. Если можно.
Он выдыхает рвано. Я чувствую: хочет меня. И это моя маленькая тайна, мой маленький триумф: я немножечко владею им, занимаю его, забавляю. И, может, поэтому всё ещё с ним. Хотя, да. Я помню. Ещё впереди какой-то бал, где мне нужно сыграть самую главную роль. Но сейчас он мой. Опасный и возбуждённый.
— Я тоже хочу, — слишком громко и многозначительно звучит его «хочу». — В душ, — уточняет, но я по глазам вижу, чем всё закончится. — Хочу помочь тебе.
Пусть так. Это игра на двоих. И у него нет шанса устоять. Как и у меня.
Ванная сине-голубая. В тон всего дизайна. Огромная. Сияет.
— Это джакузи. Тебе понравится.
Он уверен. И точно знает, что для меня это впервые.
Пока набирается вода, я раздеваюсь, не стесняясь. Откуда черпается уверенность — не знаю. Может, потому что он возбуждён. И моё тело — единственное, что сейчас манит его.