С того дня Бэлла Львовна снова начала общаться с соседями, но Наташе показалось, что она стала чуть жестче, чуть безжалостнее, чем была раньше. С тех пор прошло двенадцать лет, ум ее по-прежнему оставался ясным, а память — безотказной, она, как и прежде, помнила все дни рождения, юбилеи, годовщины свадеб и дни поминовений, у нее стало еще больше приятельниц, с которыми Бэлла Львовна после выхода на пенсию часами обсуждала по телефону чьи-то семейные дела, новые публикации в толстых журналах, достижения отечественной медицины и погоду. Вот только сердце ее окаменело.
Получив привезенный женой мичмана Куценко запрос на выдачу пропуска, Наташа на всякий случай отнесла его в милицию. А вдруг ей повезет, и в сестре Люсе проснется если не сострадание к умирающему отцу, то хотя бы совесть, и она приедет, тем самым дав Наташе возможность на несколько дней съездить вместе с детьми к мужу. Однако дорогие импортные лекарства, исправно доставаемые по каким-то неведомым каналам Инной Гольдман, в девичестве Левиной, помогали Александру Ивановичу все меньше и меньше, и он в середине июля скончался.
Люся приехала на похороны, со скорбным видом помогала готовить поминки, снисходительным тоном королевы, разговаривающей с чернью, объявила, что останется в Москве до девяти дней, и не скрывала неудовольствия тем, что на эти девять дней у нее не будет, как прежде, отдельной комнаты. В одной из двух принадлежащих семье Казанцевых комнат жили родители, а теперь — только Галина Васильевна, в другой — Наташа с детьми. Конечно, дети на даче, ее муж Вадим в краткосрочном автономном плавании, он даже не знает о том, что умер его тесть, и Наташа могла бы на время переселиться к матери, уступив старшей сестре ее бывшую комнату, но младшая сестра на этот раз отчего-то не пыталась угодить старшей и пропускала мимо ушей все намеки, которые делала Люся каждые пятнадцать минут с момента своего появления в квартире. Она вела себя так же, как и много лет назад, будто глядя на повседневную суету из-под полуопущенных век с высоты своей башни из слоновой кости, но если прежде для Наташи старшая сестра ассоциировалась с чем-то бело-золотым, хрупким и недостижимым, то теперь это была сорокашестилетняя хмурая женщина с тонкими злыми губами и заметной сединой, женщина, в которой девическое изящество сменилось высушенностью, а отстраненно-таинственное немногословие — сварливостью.
На третий день после похорон, когда все трое — мать и две дочери — вернулись с кладбища, Галина Васильевна прилегла отдохнуть, а Люся внезапно сказала сестре:
— Мне нужно с тобой серьезно поговорить.
Они пошли к Наташе. Та, по привычке, выработанной годами дружбы с Инной, забралась на диван с ногами, как делала всегда, когда предстоял важный или интересный разговор, и ожидала, что Люся присядет рядом. Однако старшая сестра, сохраняя на лице неприступность Снежной Королевы, уселась за стоящий у окна квадратный обеденный стол.
— Я хочу тебе помочь, — начала Люся без предисловий.
— Спасибо, — улыбнулась Наташа. — А в чем?
— Твоя карьера в кино явно не складывается. Тебе нужны хорошие сценарии, по которым можно было бы снять прекрасные фильмы. Тогда о тебе заговорят, ты станешь известной.
— Люсенька, сценарии нужны режиссерам, а я — сценарист, я сама пишу сценарии, — начала было объяснять Наташа, полагая, что сестра, может быть, добросовестно заблуждается, принимая ее за режиссера.
— Не делай из меня идиотку, — холодно оборвала ее Люся. — Я прекрасно знаю, что ты сценарист. Только ты плохой сценарист, бездарный, вот я и хочу тебе помочь.
Слова прозвучали как пощечина. Никто не говорил Наталье Вороновой, что она — гений, но и бездарностью никто не называл, напротив, ее всегда хвалили за умение «выжимать слезу», создавая мелодраматические коллизии. И еще у нее было хорошее чувство слова. Да, в изобретении сюжетов Наташа была слабовата, у нее частенько не хватало фантазии на то, чтобы придумать историю, но зато она писала такие диалоги, находя такие точные, емкие и проникающие прямо в сердце слова, что слезы наворачивались на глаза даже при чтении текста, а уж когда эти слова произносились хорошими актерами… К своим двадцати девяти годам она выступила соавтором сценариев двух полнометражных художественных фильмов, трех короткометражек и единолично написала сценарии двух документальных фильмов, один из которых даже был очень хорошо отмечен прессой, а другой — про пожары — получил премию МВД. Премию ей вручал сам министр внутренних дел Щелоков. Один известный режиссер посоветовал Наташе полностью переключиться на документалистику: