Товарищ Анна

В зарослях багульника, в узкой, ещё зелёной лощине, стоял Андрей. В нескольких шагах от него билась подстреленная коза. Она порывалась встать, выгибая шею, вся, дрожала, взрывая землю тонкими, точёными ножками. Кровь хлестала из её раны, пятнала густую светлую шерсть и тут же скатывалась на примятую траву, и трава багровела, прижимаясь к земле от тяжести.

Немного не добежав, Валентина поскользнулась и остановилась, подхваченная Ветлугиным. Андрей обернулся, взглянул на них. Суровое лицо его ещё более посуровело. Он молча кивнул им, осторожно шагнул и наступил сапогом на запрокинутую шею козы. Тихий, почти человеческий стон замер в воздухе, напоенном терпким запахом осени.

Валентина подошла к умирающему животному. Взгляд его налитых слезами широко открытых глаз был ужасен своим осмысленным страданием.

— Как вам не стыдно?! — проговорила Валентина и с гневом, даже с отвращением поглядела на Андрея. — Как вам не жаль!

— Не подходите близко, — нахмурясь, сказал Андрей. — Она ещё может ударить и перебить вам ноги. Я выслеживал их с самого рассвета, — добавил он, обращаясь к Ветлугину.

— И вам не жаль? — повторил тот слова Валентины, страдая больше от жалости к ней самой.

— Жаль, жаль! — угрюмо буркнул Андрей, — Если бы была эта «жаль», тогда и охоты бы не было!..

— Пойдёмте, я не хочу больше смотреть на это! — крикнула Валентина Ветлугину, истолковывая по-своему ответ Андрея, резко отвернулась и, не оглядываясь, пошла прочь.

42

Треугольник света мотался над застывшей грязью улицы, падая из-под невидимого в мелкой пороше абажура.

«Какая тоска! — подумала Валентина! — Нехватает только собачьего воя!»

На углу переулка она столкнулась с Клавдией и хотела было пройти мимо. Но хитрая старуха сама остановила её.

— Вы совсем нас забыли теперь, — запела она, пытливо вглядываясь в лицо Валентины своими глазками проныры. — Что-то и не бываете, и не заходите...

— Некогда всё. Работаю, — машинально ответила Валентина, и тут же всё в ней дрогнуло больно и горячо. «Работа! Работа!» Ведь это Андрей сказал ей такие слова и так же, наверно, солгал.

— А у нас всё по-старому... — продолжала наговаривать Клавдия. — Только Анна Сергеевна полнеть начали... Как же, наверно, уж на четвёртом месяце. Прибавится семейство. — Клавдия выжидательно помолчала и сразу отметила, довольная, что Валентина стояла «камушком». — Андрею-то Никитичу сына бы надо. Уж так-то любит он с детишками возиться. Так любит! Вы уж... к нам заходите, у нас вам всегда рады, — зачастила Клавдия, видя, что Валентина собирается итти дальше.

* * *

Листья на деревьях в парке, не успевшие облететь, стеклянно звенели: они были покрыты льдом, и всё было покрыто льдом, и грузно провисли между столбами, оттянутые необычайной тяжестью, обледеневшие провода, мутно отсвечивающие от уличных фонарей. Какие-то мёрзлые кисточки задевали со лицу и плечам Валентины. Косо летевшая изморозь хлестала ей в глаза. Валентина бесцельно брела по заколдованной ледяной роще, и ей казалось, что тускло-белые, скрипевшие сучьями деревья приплясывали во мгле, как скелеты, стуча и звеня костями. Садовая скамейка тоже обледенела.

«Работа! Работа! — Валентина ударила кулаком по скамейке. — Разве он не мог сказать мне, что он просто пожалел беременную жену? Почему он не жалел её раньше, а только теперь, в эти вот дни?»

Валентина медленно вышла из парка, тяжело ступая по хрустящей дорожке, и опять пошла бродить по улицам, подталкиваемая пронизывающим ветром.

Окна, мутные во мгле непогоды, обрисовывали контуры домов, заполненных теплом и светом. Над домами текла растворённая во тьме бескрайная громада холодного воздуха. Если бы сжатое тепло со взрывчатой силой раздвинула стены, если бы свет, лишённый стремительности, тоже вырвался, тогда они сразу взлетели бы и смешались с тем, что кружилось и неслось над землёй в могучем, стихийном движении. Так Валентина ощущала свою жизнь. Жизнь, как свет, рвалась улететь, но, сгорая, она разрушала свою хрупкую оболочку, и востократ скорее разрушала она её в таком вот напряжённом до предела горении.

Одежда Валентины вся поседела от снега. Она потеряла перчатки. Спрятав руки в карманы непривычно сутулясь от холода и тяжести, она тихо шла домой... И тут встретила Ветлугина.

Он был в кожаном пальто. Пальто блестело и скрипело на нём, — оно и не могло быть иным в такую ледяную ночь.

— Вы... Вы ко мне заходили?

— Нет, я не заходил. Я просто так... Я люблю проходить мимо вашего дома. Пройти близко-близко, может быть по вашим недавним следам...

— Идёмте ко мне.. Я боюсь сейчас быть одна.

— Что с вами? — спросил Ветлугин, вглядываясь в её лицо.

— Ничего. Всё работа. Прямо голова кругом идёт... — И Валентина тише добавила, взбегая по ступенькам: Вся жизнь кругом идёт...