Товарищ генерал

Харитонов был тогда в шутливом настроении приехавшего в отпуск человека, который словно заранее предупреждал: "Я приехал в отпуск не скучать, и я хочу, чтобы всем вам было весело". Он был неистощим на выдумки. С любителями рыбной ловли - рыболов, с охотниками - охотник. Для молодежи он устраивал семейные концерты, танцы, коллективные прогулки. Он принадлежал всем, а не одной Шуре, и это затрудняло сестре разговор с'братом.

Стараясь веселиться, она вдруг задумывалась, не откликалась, когда к ней обращались, переспрашивала, когда ей задавали вопрос, виновато улыбаясь и беспокойно оглядываясь.

Время от времени Харитонов ловил на себе ее беспокойные взгляды, и наконец, когда они остались одни, она бросилась ему на шею и, не отнимая рук, заглянула в глаза, словно призывала его стать серьезным, словно настраивала его на волну тех чувств и мыслей, которые занимали ее. Она несколько секунд смотрела на него этим своим чистым, требовательным' взглядом. Потом вдруг разжала руки и приникла головой к его груди.

- Федя! - сказала она. - Я полюбила. Завтра я должна дать ответ. Ох! Не знаю! Ничего не знаю. Что из этого всего выйдет!

Харитонов в вопросах любви был малосведущ. Но, как все малосведущие в этих делах люди, он, как ему казалось, знал в них толк. Быть может, он и не ошибался.

Для того чтобы прийти к истине, вовсе не требуется пройти через все заблуждения. Человек, часто меняющий свои привязанности, живет лишь в сфере первых признаков того огромного чувства, которое люди называют любовью. Ему никогда не познать истинного счастья, которое дает жизнь с одной женщиной.

- Шура! Милая сестренка! - ласково сказал тогда Харитонов. - Ну полюбила!.. Ну что ж!.. Ну, видно, пришло время.

Двадцать один год... Постой! Это же и я в те же годы... Ну да!

Видно, уж всем нам, Харитоновым, так на роду написано. - в двадцать один год.

Он потрепал ее кудри, провел рукой по лицу, мокрому от слез.

Глаза их встретились. Взгляд сестры как бы спрашивал: "Ты понимаешь, как это для меня ново и важно? И как будет плохо, если я ошибусь! Ты старший, умный, бывалый!.."

- Да кто же этот молодой человек? - спросил он.

- Я приведу его к тебеЕ - сказала Шура.

- Ладно! Погляжу на него, что за парень. Ты-то сама как чувствуешь?

- По-моему, очень хороший, добрый, простои.

- Смотри, главное - запомни, тебе с ним жизнь прожить.

Прежде всего в мужчине ищи друга'.

- А сам-то ты... - она хотела сказать и не решилась.

Многим матерям и сестрам кажется, что их сыновья и братья несчастливы в семейной жизни. Всякое противоречие в чувствах жены и мужа эта простая любовь склонна преувеличивать. Она видит только одну сторону супружеской любви, другая сторона скрыта от нее.

Истинная любовь не выражается в восторгах и похвалах. Чаще она принимает внешние формы порицания любимого человека, и тот делает ошибку, кто принимает это порицание всерьез.

Шура не была исключением из правила. Жена брата казалась ей слишком гордой и замкнутой. Шуре представлялось, что и с Федором она держится так же.

От мыслей о судьбе Шуры Харитонов перешел к мыслям о судьбе сотен тысяч других женщин, чье горе сильнее открывалось ему через страдания его собственной семьи.

"Милая, любимая сестра! - писал он- Вместе с тобой скорблю о смерти Виктора. Клянусь честью нашей рабочей семьи: за Виктора отомстим!

Убедительно прошу тебя: береги себя и сына, вы нужны Родине.

Война-дело лютое. Но мы ясно сознаем: война, которую мы ведем, есть война справедливая. У тебя есть братья. Они не только для "оханья" существуют, а готовы к самой отчаянной схватке за счастье трудового народа.

Гитлеровцы не раз объявляли, что нас нет, но это брехня! Мы существуем и будем существовать, бьем их и будем бить до полного уничтожения.

Я горжусь твоим мужем, моим другом, который погиб, защищая наш красный Ленинград. Я горжусь вами, мои милые сестры, за то, что вы отдаете свои силы, всю энергию на помощь фронту, за то, что вы живете единой мыслью с нами!.."

Окончив письмо, Харитонов надел бурку и, выйдя из хаты, направился на полевую почту. Сдав письмо, он поинтересовался работой почтовой станции. Его внимание привлекло большое число писем, в которых люди запрашивали о судьбе близких. Скромные работники полевой почты с изумительным упорством соединяли разобщенных войной людей.

Во дворе стояли пробитые осколками почтовые автомобили.

Шоферы чинили ходовую часть, на дыры в кузове они не обращали внимания.

Машины надо бы замаскировать получше! - сказал Харитонов. - Надо бы поглубже зарыть...

- Людей нет, товарищ командующий! - ответил начальник полевой почтовой станции. - Нам бы несколько саперов...

- Что ж не обратитесь? Полевой почте не откажем... Письма и газеты нам как хлеб! - с чувством сказал Харитонов.

Он уже собрался уходить, когда во двор вошла Зина. В руках у нее были письмо и маленькая посылочка. Увидев командующего, она смутилась, быстро отвела назад руку. В ее улыбке и в той гибкости, с которой она отвела назад руку, было что-то девичье, игривое.

- Ну, ну, - сказал Харитонов, - понимаю! Кто же этот счастли - вец? Как зовут?