Товарищ мой

С коромыслами все прохожиеВ перламутровые часы,—На плечах корзинки, похожиеНа аптекарские весы.Чистым зеркалом отражаемый,Разрастается вверх и вниз,Словно став двумя урожаями,Изумрудного цвета рис.Не бомбят пока...Тем не менееПереправы совсем пусты,И ночное передвижениеЗамирает, убрав мосты.Возле пагоды, ставшей школою,Для сигналов служащий здесь,Настороженно дремлет колокол,

Весь в драконах, в лотосах весь.Вот с чернильницей на веревочкеОпоздавший бежит школяр.Разложила торговка овощи:Две бататины — весь товар.Неподвижны на крышах аисты,По каналу скользит сампан....Утро Юго-Восточной Азии.Шесть ночей уже я не спал.Не мерещится и не снится мнеНа дороге, невдалеке:Буйвол с древнею колесницею,И лежат в ее кузовкеВ барабанах ракеты длинные(Те, что рвутся над головой),Груда мертвого алюминия,

Прах машины сверхзвуковой.Прилетевший с Гуама дальнего,Безопасности ради, онОстролистою ветвью пальмовойСимволически осенен.1967

ХАЙФОН

Разве ты не знавал ощущенья —Встреча перваяВдругПринимается за возвращеньеНа покинутый круг!Словно раньше бывал я в ХайфонеИ когда-то видалЭти мачты на утреннем фоне,Многослойную даль,

Этих стен ноздреватый песчаник,Солнца велосипед...Этот взгляд,Озорной и печальный,Батальону вослед.Запах рыбного супа и перца,Керосинки дымокВмиг сожмут ненадежное сердцеВ предынфарктный комок.Ведь Хайфон — это ж просто ОдессаВ сорок первом году!Он в зеленую форму оделся,Встал у всех на виду!И готов на корабль и в дорогуИли в уличный бой.Грозный бас объявляет тревогу,

Женский голос — отбой.Я хочу, чтобы вечно и всюдуЖенский голос звучал...Но опятьНебо отдано гуду,Вновь налет на причал.И сампаны горят, как шаланды.Джонки — будто дубки.Прямо в небо шепчу я:«Ну ладно!» —Больно сжав кулаки.Город словно бы ходит по жести,В сто зениток паля.Я дождусь ли, чтоб голосом женскимГоворила земля?1967

ЧАСТНОЕ ПИСЬМО В ВАШИНГТОН ИЗ ХАНОЯ