Когда б все избы, хаты и квартиры,Где жить пришлось, я перечислить мог,За век войны, на всех дорогах мира,Я насчитал бы сто один порог.Теперь в стране чужой и невеселой,На уличке разбитой и пустой,Живу я в третьем доме от костела,Заполучив мансарду на постой.Хозяин дома, розовый колбасник,У входа восседает до зари.Шофер ворчит: «Да он типичный частник!Как люди терпят, дьявол побери!»В сто первый раз мы жизнь начнем сначала.В сто первый раз устраивая дом,Чтоб не испачкать мелом одеяло,Газету над кроватью мы прибьем.Приколем карточку, где ты смеешься,Далекая моя. А на столеРазложим трубки, финский нож и ложку,Дров привезем и заживем в тепле.Заварим добрый суп из концентрата,И мне, в соседстве с краткой тишиной,Покажется, что с самого АрбатаКочует эта комната со мной.И Лермонтов витать над нами будет.Он был поручик — значит, лейтенант,Хозяин удивится: «Что за люди?Надолго ли вселил их комендант?»Пройдет два дня, от силы три. И сноваЗайдет полковник, скажет нам: «Пора!»Понявши с полувзгляда, с полуслова,Поднимемся мы в пять часов утра.Шофер выносит вещи и винтовки.Быть может, мы сумеем кое-какПоспеть к артиллерийской подготовкеНа «виллисе», похожем на башмак.Еще темно, и холодно, и сыро.Железо, как огонь, горит в руке.Прощай, моя сто первая квартираВ разбитом, невеселом городке.1944
СВЕТЯЩЕЕСЯ ОКНО
Я буду в Берлине иль в Вене,От милой земли вдалеке,Когда затемненье отменятВ зеленом твоем городке.В вечернюю тихую пору,Вдыхая цветочный настой,Поднимешь ты душную штору,Скрывавшую свет золотой.Сквозь тысячу верст я увижуСветящееся окно.Чем дальше иду я, тем ближеСквозь тьму проступает оно.И есть в нем чудесная сила,Лишь сердцу понятный закон:Оно мне и раньше светило,Хоть город твой был затемнен.Поверь мне — мы встретимся скоро.Светись, золотое окно.Разлука — как темная штора,А свет — он горит все равно.1944
В ДОМЕ КРОХОТНУЮ ДЕВОЧКУ...
В доме крохотную девочкуЭвой-Иолантой звали.В темноте, не разглядев еще,На руки ее мы брали.Погоди. Ты только с улицы,Зимним ветром заморожен.Вот смотри, она простудится.Будь с ней очень осторожен.Лучше дай понянчу я ее, —Так соскучился по ласке!Голубые или кариеУ твоей девчонки глазки?От шинелей пахнет вьюгами,Только русский говор нежен.Смотрит девочка испуганноНа небритого жолнежа.Наши Гали, Тани, Шурики,Вы простите лейтенанта,Что, задумавшись, зажмурившись,Нянчит Эву-Иоланту.1944