Будет справедливым заметить, что память о Великой Отечественной войне для многих оставалась неприкосновенной. Дети с благоговением относились к героям войны. Они продолжали с интересом читать «Улицу младшего сына» Льва Кассиля и вдохновляться подвигом Зои Космодемьянской
{368}. Однако некоторые, если верить их более поздним утверждениям, даже к героям войны относились скептически. Один ленинградец (1960 гр.) на вопрос, много ли он помнит пионеров-героев военного времени, с отвращением сказал: «Как грязи», — после чего с трудом выудил из своей памяти двух мальчиков-партизан: Валю Котика и Леню Голикова. На следующий вопрос, помнит ли он, что они сделали, последовал неохотный ответ: «Себя взорвали… Да они все там это…с фашизмом воевали, дураки!» {369} , [238]Информанты чаще и с большей готовностью вспоминают школьный фольклор вроде «Марат Казей насрал в музей», чем сведения о героях, почерпнутые на уроках в школе [239].Такого рода отношение не может рассматриваться только как прозрение в постсоветскую эпоху. Еще в 1961 году в провинциальном Тамбове разразился скандал в связи с импровизированным уличным представлением: местный поэт выбрал в качестве трибуны для чтения своих стихов площадку у памятника Зое Космодемьянской. Как объясняла потом встревоженная комсомольская администрация, она не имела ничего против поэзии как таковой: «Ведь и члены бюро, и участники Пленума, конечно, не против чтения стихов, не против хорошей, увлекательной организации досуга, а против мерзких плевков и окурков, которые сыпались на памятник Героя Советского Союза, нашей землячки ЗОИ КОСЬМОДЕМЯНСКОЙ — памятник, к которому каждую весну молодые и старые, жители нашего города несут первые живые цветы; против корчащихся тунеядцев, которые своим кривлянием оскверняют это священное для тамбовчан место»
{370}. Очевидно, однако, что не у всех в Тамбове этот памятник вызывал такие пламенные чувства — для некоторых он был просто заметным местом, подходящим для публичного выступления. Если даже Зоя Космодемьянская потеряла неприкосновенность, то Павлик, всегда вызывавший противоречивые эмоции, не имел шансов выжить.Постепенно дискуссии на тему о пионерах-героях стали проходить только на уроках внеклассного чтения. Вспоминает одна ленинградка 1969 года рождения: «А-а. Героев-пионеров… а-а, ну… Вот знаешь, вот общая картина… впечатления помню, но назвать каждого по отдельности сейчас не могу. Но помню, мы их много действительно читали. Нас заставляли читать… про них. Раз вы готовитесь в пионеры, значит, должны знать вообще пионерскую организацию. Ну, все в таком роде. Нуда. Тогда такое было, конечно»
{371}. Как с краткой определенностью выразился один мужчина, старше этой женщины почти на десять лет, все было «расписано, раскатано» {372}. Можно сказать, что происходила общая дегероизация советской детской и юношеской культуры. Почта ленинградского отделения издательства «Детская литература» начала 1960-х годов свидетельствует о том, что в это время большой популярностью пользовались приключенческая литература и научная фантастика, а не дидактические жизнеописания «Железного Феликса» или Кирова. Письма о вдохновляющих примерах давно умерших коммунистов приходили теперь только из отдаленных регионов страны [240]. В основном же детей и молодежь в эти годы неодолимо влекло к «идолам» — чемпионам спорта или поп-звездам, в том числе западным, таким как, например, «Битлз». У детей младшего возраста кумирами стали телевизионные персонажи из популярных мультфильмов или сказочные принцы и принцессы. Наконец, пример для подражания находили в кругу собственных семей. Им могла стать, например, мать, героически совмещавшая полную нагрузку на работе с семейными обязанностями и при этом всегда окружавшая любовью и заботой своих детей {373}.При таком циничном отношении к герою нет ничего удивительного в том, что, когда в 1991 году советской системе пришел конец, статуя Павлика в Москве, так же как и памятник основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому, пала одной из первых в этом пантеоне. Вслед за ней памятники Морозову исчезли и в других местах, в том числе в Свердловске. Мемориал в Герасимовке, хотя и сохранился, нуждается в полной реставрации. Приехав туда в 2003 году, я нашла огромную бетонную глыбу, отдаленно напоминающую наковальню и установленную на окраине деревни у леса, в котором были найдены тела братьев Морозовых, в самом плачевном состоянии. Надпись на ней — обращение Горького к комсомолу: «Память о нем не должна исчезнуть» — почти совсем стерлась, и, не зная этой