Товарищи офицеры. Смерть Гудериану!

Взглянув на часы, хмыкнул: что-то поручик задерживается, пора бы ему уж и возвращаться, больше полутора часов прошло. Да и комары, заразы, совсем заели. Жаль, что до изобретения аэрозольных репеллентов еще времени, как… Додумать мысль не успел: сначала метрах в двухстах раздались какие-то крики, и в ответ сухо зашелестел «МП-40» поручика. В ответ бахнуло два раскатистых винтовочных выстрела. Снова автоматная очередь и гулкий «бабах» маузеровского карабина – второй день на войне, а уже научился их различать! Несколько секунд тишины, и опять короткое «тыш-тыш-тышш» трофейного автомата. Вовсе уж короткое, похоже, патроны закончились.

Все, блин, не удалось Николаю Павловичу тихо уйти! Вернее, судя по диспозиции, ушел-то он как раз тихо, но вот на подходе вляпался: то ли преследования не заметил, то ли уже тут на кого-то напоролся. Так, ну и что же мне делать? Впрочем, какая на фиг разница? Товарища выручать, вот что! Как там во второй части «Мы из будущего» говорилось: «Не, хлопцы, вчетвером сюда – вчетвером обратно». Вот именно…

Торопливо рассовав за ремень гранаты и запихнув на немецкий манер запасные магазины за голенища сапог, сполз с холмика, так, чтобы он прикрыл меня от чужих взглядов, и чесанул по кустам в сторону перестрелки. Последние метров двадцать прополз на брюхе по влажной от ночной росы траве, донельзя изгваздав форму. Присмотрев подходящую позицию, огляделся. Еще и луна, зараза, скрылась за облаком – нашла время! И так почти ни фига не видно. Опа, так вот оно что!

Похоже, имеет место как раз второй вариант: на грунтовке застыл мотоцикл с коляской, чуть поодаль – еще один. Фары с натянутыми маскировочными чехлами на обоих горят, освещая происходящее узкими полосками света, за что немцам огромное спасибо. Поручика уже повязали, отобрав автомат: Николай Палыч стоит на коленях, заложив руки за голову. «Ну, это нормально», – как говорил герой еще одного популярного кинофильма. Это мы переживем. Главное, живой. Самое смешное, что фрицы вообще не обращают внимания на окрестности: похоже, решили, что просто взяли случайного окруженца, пусть и в лейтенантском звании да еще и с трофейным оружием. Стоят, курят, обмениваясь короткими смешливыми репликами. Периодически что-то говорят поручику, определенно даже не предполагая, что он понимает, о чем речь. Хм, интересно, что они вообще тут в такое время делают? Вроде ж по ночам они в расположениях сидят, нападений боятся? Может, разведка? Или связисты какие?

А вообще, это неплохой шанс. «Недурственный», как бы сам Николай Павлович выразился. Главное, чтобы Гурский понял, что я уже тут. Понял, как оказалось.

– Виталик, я сейчас упаду ничком, а ты стреляй, – спокойным, даже равнодушным, чтоб не выдать себя интонациями, голосом внезапно сообщил поручик. – У меня важные сведения. Сигнал – немецкое слово «один», полагаю, ты поймешь.

Приколист, блин… Я торопливо подготовил запасные магазины и прицелился, поудобнее уперев локти. Да чтобы русский человек не знал слова «айн»? Не бывает такого!

А Гурский внезапно выдал длиннющую тираду на немецком. Был бы я силен в языках, перевел бы примерно так:

– «Господа солдаты победоносного вермахта! Я русский патриот, который готов встать с вами плечом к плечу на пути большевиков. Как говорил мой командир, встань в строй на счет «раз»!

И ухнул вниз лицом, лишь в последнюю секунду притормозив падение руками.

А я, услышав знакомое eins, выжал спуск, долбя короткими очередями и плавно переводя ствол из стороны в сторону. Как ни странно, мне хватило всего одного магазина – приноровился-таки к девятимиллиметровому творению фирмы «Эрма». Голова ближнего к моей позиции фрица судорожно дернулась, расплескивая в стороны свое малоаппетитное содержимое, второй и третий получили очередь поперек спины. Оставшиеся трое бросились было к мотоциклу, на ходу сдергивая с плеч карабины, но не добежали, срезанные последней, уже «до железки» очередью. Вряд ли всех насмерть положил, но из боя выбил.

Приподнявшись, я окликнул лежащего ничком поручика. И, услыхав ответ, тупо разулыбался, уложив на колени разряженный автомат. Живой, зараза! Остальное неважно – в этот миг мне отчего-то было абсолютно наплевать не только на спасение Якова, но даже и наше вероятное возвращение в мое время.

Поднявшись на ноги, Гурский подобрал ближайший карабин, передернул затвор и, прихрамывая, двинулся к расстрелянным гитлеровцам. Ну а я чего сижу, спрашивается? Торопливо перезарядив оружие, тоже выскочил на открытое место. Опоздал – карабин дважды коротко рявкнул, и поручик, улыбаясь, пошел мне навстречу, отчего-то держась рукой за левый бок. Блин, нежели ранен?

– Хорошо стреляешь, – внимательно взглянув в глаза, сообщил он. И, видимо, уловив что-то в выражении моего лица, вдруг ободряюще хлопнул по плечу перемазанной кровью рукой:

– Да живой я, живой, успокойся. Так, зацепили малость, полагаю, просто царапина. Давай быстренько уходить, нашумели изрядно.

– Рану осмотреть нужно, вон вся гимнастерка в крови.