Траектория судьбы

Уже в послевоенное время Георгий Семенович Шпагин рассказал мне, как ему пришлось торопиться с созданием ППШ в остром, бескомпромиссном соревновании с другими конструкторами, в частности с Б. Г. Шпитальным. И вот через полгода после начала работы конструктора пистолет-пулемет был подвергнут заводским испытаниям, а еще через два месяца – полигонным. 21 декабря 1940 года появилось постановление Комитета Обороны о принятии на вооружение Красной Армии пистолета-пулемета Шпагина (ППШ). До начала войны оставалось всего полгода.

Вот почему в первых боях с немцами войска Красной Армии испытывали острый недостаток в пистолетах-пулеметах.

Мне, рядовому бойцу, как и многим другим солдатам Великой Отечественной, конечно же, все это было неизвестно. Я тогда думал, что у нас, кроме В. А. Дегтярева, просто не нашлось конструктора, который сделал бы пистолет-пулемет легким по весу, небольшим по габаритам, надежным, безотказным в работе.

В госпитале, проснувшись от ночных кошмаров, я пытался мысленно представить себе, какой бы я сам сделал пистолет-пулемет? Утром, вытащив из тумбочки тетрадку, наспех делал наброски, чертежи. Потом неоднократно все переделывал…

Загоревшись идеей создания автоматического оружия, я с горечью осознал, что мне для этого не хватает знаний. Если при работе над счетчиком моторесурса мне было достаточно моего школьного образования, природной интуиции и опыта, приобретенного за время службы в армии механиком-водителем, то для создания пистолета-пулемета этого явно не хватает. Тут уже нужны специальные знания. Но где и как их получить, если прикован к госпитальной койке, если ноющая, тяжелая боль наполняет плечо и все тело и не дает ни читать, ни писать?..

Мне несказанно повезло – в нашем госпитале была неплохая библиотека, в которой я и нашел несколько нужных книг. Среди них – два тома «Эволюции стрелкового оружия» В. Г. Федорова, изданных Артиллерийской академией, наставления по трехлинейной винтовке, ручному пулемету Дегтярева, револьверу Нагана. Читал, сопоставлял, анализировал, чертил.

В госпитальной палате, где лежали и танкисты, и пехотинцы, и артиллеристы, и саперы, нередко вспыхивали споры о преимуществах и недостатках, сильных и слабых сторонах того или иного вида оружия. Участвовал в этих спорах я мало, но определенное впечатление от них осталось. С особенным интересом я слушал тех, кто сам ходил с пистолетом-пулеметом в атаку, сдерживал яростный натиск врага на свой окоп. Они убедительнее всего могли рассказать, каково оно, это автоматическое оружие, в действии, в ближнем бою. В моей заветной тетрадке после таких споров появлялись новые наброски. Размышляя о взаимодействии частей оружия, вновь обращался к книгам, наставлениям. Составил для себя сводную таблицу различных образцов автоматического оружия, проследил историю их появления и создания, сравнил тактико-технические характеристики.

Во многом мне помог разобраться лежащий в нашей палате лейтенант-десантник, до войны работавший в каком-то научно-исследовательском институте. Обычно молчаливый, он редко вступал в споры, но, тем не менее, внимательно слушал горячие, порой запальчивые слова раненых. Включался в разговор лишь тогда, когда слишком разгорались страсти.

Впоследствии я очень часто вспоминал того лейтенанта. Он как будто и в самом деле с неба свалился, этот десантник: рядом вдруг оказался человек, который мог и посоветовать, и разрешить многие мои сомнения…

Неоднократно мне приходилось слышать о моем почти фантастическом везении. И это действительно правда – часто случалось так, что стоило появиться какой-нибудь трудной загадке, как жизнь тут же начинала подсказывать способы ее постижения. К примеру: насколько труднее была бы моя задача, не окажись в библиотеке госпиталя двухтомника Федорова? Кстати, замечал не однажды: напряженная работа ума и особое состояние души словно мощным магнитом притягивают нужную тебе информацию. Не знаю, моя ли это особенность или общий для всех закон?..

Вернемся, однако, в палату госпиталя, где вспыхнул очередной спор. Чем хуже шли дела на фронте, тем яростней становились эти споры.

– Хар-роший пистолет-пулемет – вот что надо пехоте! – с застарелой болью опять начал разведчик с соседней койки. – Каждому! Только тогда почувствуем себя силой.

– Тоже мне сила, этот твой пистолет-пулемет. Возьми прицельную дальность стрельбы. Разве с винтовкой может сравниться? Мосинская-то, например, до двух тысяч берет, а самозарядка токаревская – до полутора. Ну а ППД? До пятисот метров едва дотягивает, – горячился сапер, лежавший у окна.

– Эх ты, мотыль саперный, – досадливо произнес разведчик. – Знал бы ты, как нас в финскую из своих «суоми» финны в ближнем бою косили. Затаятся в лесу, засядут на деревьях, подпустят поближе – и очередями. Что тут сделаешь со своей винтовкой? Один-два выстрела. А тебя в это время автоматическим огнем и накроют.

– Так разворотливей надо быть, – не отступал от своего сапер.