Трагедия королевы

— В этот час разлуки, — с волнением сказал он, — я хочу отдать тебе самое дорогое, самое святое, что только имею: возьми этот золотой флакон; его дала мне королева; на клочке бумаги, который лежит внутри, она написала собственной рукой: «На память Верному!» Верный — это я; это почетное прозвище, которым моя королева наградила меня за то немногое, что я до сих пор мог для нее сделать. Золотой флакон я дарю тебе, как то, что после твоей любви для меня дороже всего на этом свете. После моей смерти отдай эту вещь нашему сыну в день его совершеннолетия и скажи ему, что я завещал ему ее в надежде, что он будет ее достоин, что будет жить и умрет, как истинный сын своего отечества и верноподданный своего короля, которым, как надеюсь, будет сын Марии-Антуанетты. Скажи ему, что его отец безгранично любил и его и тебя, но что поклялся отдать свою жизнь служению королеве и исполнил свой долг радостно и охотно. Если мне удастся спасти королеву, то сегодня в десять часов вечера я забегу к тебе на минуту; если же всю ночь меня не будет… тогда… тогда, значит, меня нет в живых, и наш мальчик стал сиротой. Не плачь, Маргарита! Будь сильна, мужественна и покажи друзьям, соседям и шпионам веселое лицо. Следи за всем, прислушивайся ко всему! Держи дверь открытой, чтобы я всегда мог пробраться в дом! Держи также открытыми потайную дверь из моей комнаты на лестницу, дверь с лестницы в подвал и будь во всякую минуту готова встретить меня, спрятать или даже дать приют и другим.

— Буду ждать тебя день и ночь, — прошептала она, — буду ждать тебя всю жизнь.

— А теперь, Маргарита, дай поцеловать твои прекрасные, милые глаза, всегда сиявшие для меня любовью, всегда ободрявшие меня! Прощай, дорогая, и да благословит тебя Бог за всю твою любовь!

— Подожди еще, мой любимый, не уходи! Пойдем к колыбельке нашего малютки, поцелуй его на прощанье!

— Нет, Маргарита, это расстроит и смутит меня, а сегодня мне надо быть сильным и решительным. Прощай! Я иду в Тампль.

Прежде чем он успел завернуть за угол, ему встретился Лепитр, бледный и с расстроенным лицом.

— Слава богу! — воскликнул он, задыхаясь. — Слава богу, что я еще застал тебя! Мы должны бежать, и сию минуту! Все открыто, и только немедленное бегство может спасти нас!

— Что открыто? — спросил Тулан. — Да говори же, что такое открыто?

— Ради бога, не будем стоять на улице! Нас, вероятно, уже велено схватить! Войдем в этот дом, в нем есть выход на другую улицу. Слушай: на нас донесли, жена Симона донесла на нас, как на подозрительных, комитету общественной безопасности. Тизон сказала, что вдова и сестра Капета привлекли нас на свою сторону и через нас узнавали обо всем, что происходит. Фабрикант Арно тотчас же обвинил нас обоих в собрании городского совета и сказал, что, по словам гражданки Симон, мы разговариваем с заключенными в Тампле тихо и ласково и тем приводим Марию-Антуанетту в радостное настроение. Поэтому совет вычеркнул наши имена из списка дежурящих в Тампле, а также из нового общинного комитета.

— И это все? — спокойно спросил Тулан. — Это — единственные дурные новости, которые ты можешь сообщить мне? Значит, план бегства королевской семьи не открыт? Но тогда против нас нет никаких положительных улик. Вся история заключается в доносе двух баб, ни на чем не основанном!

— Ради бога, что ты говоришь? Нас объявили подозрительными и вычеркнули из комитета, разве этого мало? Разве не осуждают всех подозрительных поголовно, без исключения? Не смейся, Тулан, не качай головой! Поверь мне, мы погибнем, если сию минуту не скроемся из Парижа. Я на это твердо решился и через час уже покину Париж, одетый санкюлотом. Друг мой, не рискуй безумно жизнью, последуй моему примеру!

— Нет, я останусь. Я поклялся служить королеве и, пока жив, буду верен своей клятве. Пока есть хоть малейшая возможность быть ей сколько-нибудь полезным, я не могу уехать. Если нельзя бежать сегодня, то это может удасться в какой-либо другой день, и этого благоприятного дня я должен ждать и быть наготове.

— Но говорю тебе, что они арестуют тебя! — простонал Лепитр. — Королеве ты тогда не можешь служить и только даром повредишь себе!

— Ба, так легко меня не поймают! — беспечно возразил Тулан. — Фортуна любит смельчаков, а я докажу ей, что я смел. Спасайся, друг, спрячься, и пошли тебе Бог долгую жизнь и душевный покой!

— Ты рассердился на меня, Тулан? Ты считаешь меня трусом? Но повторяю тебе: твоя безумная смелость погубит тебя.

— Нет, Лепитр, я на тебя не рассердился. Каждый должен поступать так, как ему подсказывают собственные ум и сердце. Прощай, друг, позаботься о своей безопасности, потому что надо, чтобы в резерве остались преданные люди, а я знаю, что в случае надобности ты будешь верно служить ей.

— Дай мне еще раз свою руку, Тулан! Если ты поймешь, что должен бежать, то приезжай в Нормандию: ты найдешь меня в местечке Леру, близ Дьеппа, и мой старый отец примет тебя, как родного сына.

— Спасибо, друг, спасибо! Твою руку, так! А теперь уходи в ту сторону, а я сюда.