Трагедия королевы

Тулан с веселым лицом вышел на ту же улицу и отправился прямо в ратушу, где собрался общинный совет.

— Братья и граждане! — смело воскликнул он. — Мне сейчас сказали, что на меня донесли, будто я подозрительный. Друзья предупредили меня и понуждали бежать. Но я не трус, и моя совесть чиста; поэтому я не убежал, а пришел сюда и спрашиваю вас: правда ли это? Неужели вы в самом деле можете считать меня дурным патриотом, изменником?

— Да, — ответил председатель Обар спокойным, суровым голосом. — Ты неблагонадежен, и мы не доверяем тебе. Эта низкая соблазнительница Мария-Антуанетта остановила на тебе свои рысьи глаза, чтобы завлечь тебя, и, конечно, это удалось бы ей, если бы ты чаще встречался с нею. Поэтому тебя навсегда исключили из списков муниципальных чиновников, назначаемых на дежурство в Тампле, так что уже не представится случая впасть из-за австриячки в искушение. Кроме того, так как сегодня поступил на тебя уже второй донос, в котором говорится, что ты имеешь тайные сношения с аристократами, мы по требованию комитета общественной безопасности сочли за нужное приказать арестовать тебя. Пристав только что отправился к тебе на квартиру, чтобы объявить тебе приказ и взять тебя, но ты явился сам. Пристав, солдаты, сюда! — И он приказал отвести Тулана в Консьержери.

— Прекрасно! — с великолепным спокойствием сказал Тулан. — Я знаю, что вы пожалеете о том, что так оскорбили истинного патриота, и для успокоения вашей совести желаю только одного: чтобы у вас хватило времени исправить эту несправедливость и чтобы моя голова все еще сидела тогда на моих плечах и я мог сказать вам то, чем в эту минуту полно мое сердце: я прощаю вам! Вы введены в заблуждение, но так как вы поступаете таким образом ради блага отечества, а не из личных враждебных чувств, то, как верный и любящий сын нашей великой матери-республики, я прощаю вам, что вы верите моим несправедливым обвинителям. Даже если уж суждено пролиться моей невинной крови, моим последним, предсмертным вздохом будет благословение моему отечеству и великой республике!

— Это все прекрасные и очень достойные слова, — холодно ответил Обар, — но если факты противоречат словам, то мы не должны обманываться пустыми речами; правосудие позаботится об этом.

— Я только этого и желаю, — бодро возразил Тулан. — Если я попаду в руки правосудия, то очень скоро окажусь на свободе, потому что, братья, я совершенно невинен. Ведите меня в тюрьму! Прошу только зайти по дороге ко мне, чтобы я мог захватить с собой кое-какие вещи. Прошу также опечатать мое помещение в моем присутствии, потому что, если хозяин отсутствует, его имущество подвергается известной опасности, и я только тогда буду спокоен, когда на все будут наложены печати республики. При этом вы убедитесь, что ни моя жена, ни друзья не прячут и не скрывают ничего предосудительного, и моя невиновность станет еще более явной. Итак, пожалуйста, исполните мою просьбу!

Члены совета, переговорив между собою, решили удовлетворить просьбу Тулана, и председатель приказал двум чиновникам отправиться с арестованным на его квартиру, взять необходимые ему вещи и затем наложить печати на все его бумаги и на все имущество. Тулан поблагодарил его и со спокойным лицом вышел из зала. Идя по улице между своими стражниками, он все время беспечно болтал с ними, смеялся и шутил, но в его душе звучал вопль: «Ты погиб, погиб! Если двери тюрьмы закроются за тобою, ты не уйдешь от гильотины! Беги, спасайся, или ты безвозвратно погиб!»

Так шел он, весело болтая, а в душе ужасаясь и пытливо оглядываясь кругом, ища своими острыми черными глазами какого-нибудь друга, который мог бы помочь ему. И судьба послала ему такого друга: это был Рикар, его товарищ и доверенный, знавший о плане бегства. Подозвав его к себе, Тулан громким голосом рассказал ему обо всем, что с ним случилось.

— Пойдем со мной, Рикар, — сказал он, — мою квартиру будут опечатывать, а у меня на столе остались некоторые из твоих книг и бумаг; возьми их, чтобы их также не опечатали.

Выразительный взгляд Рикара показал его другу, что он понят, что Рикар признает подозрительные бумаги за свою собственность.

Когда пришли в жилище Тулана, Маргарита спокойно вышла им навстречу. Она знала, что всякая жалоба, всякий признак беспокойства только повредят ее мужу; любовь внушила ей силу казаться совершенно спокойной.

— Ты вернулся, друг мой, — сказала она с улыбкой, и никто не видел, каких усилий стоила ей эта улыбка, — и в каком большом обществе!

— Да, Маргарита, — со смехом ответил Тулан, — и в этом же милом обществе я сейчас уйду в тюрьму!

— Что? — смеясь, воскликнула она. — Это что за шутки? Тулан, истинный патриот, — и вдруг в тюрьму! Перестань! С серьезными предметами нельзя шутить!

— Гражданка, — важно сказал один из чиновников, — это вовсе не шутка: гражданин Тулан арестован и явился домой только затем, чтобы взять необходимое платье и присутствовать при опечатании его имущества.

— И возвратить моему другу Рикару его книги и бумаги, — прибавил Тулан, — пройдемте ко мне в кабинет, друзья!