Трагедия общин

Результат будет одинаков, независимо от того, передается ли оно через клетки эмбрионов, или экзосоматически, если пользоваться термином А. Дж. Лотки. (Если же вы отрицаете и ту, и другую возможность, то тогда вообще какой смысл все это обсуждать?) Мы изложили эти аргументы применительно к проблеме роста населения, но с таким же успехом их можно применить к любому случаю, когда общество апеллирует к сознанию человека, эксплуатирующего ресурсы общего пользования, призывая его к сдержанности ради общего блага. Такой призыв запускает механизм отбора, изживающего сознательность у человеческой расы.

Патогенные эффекты сознания

Долгосрочных негативных последствий апелляции к сознанию вполне достаточно, чтобы отказаться от такого подхода; однако у него есть и серьезные краткосрочные недостатки. Если мы просим человека, эксплуатирующего ресурсы общего пользования, воздержаться от этого «во имя сознательности», что именно мы ему говорим? И что он слышит — не только в тот момент, когда к нему обращаются, но в сумраке ночи, когда он, полусонный, вспоминает не только сами наши слова, но и невысказанные коммуникационные сигналы, которые мы, сами того не ведая, ему передали? Рано или поздно, осознанно или подсознательно, он поймет, что получил сразу два сигнала, причем взаимно противоречивых: (1) (сигнал, который мы хотели передать) «Если вы не сделаете то, о чем мы вас просим, мы в открытую осудим вас за то, что вы не поступаете, как ответственный гражданин»; и (2) (сигнал, который мы подаем помимо воли) «Если вы сделаете то, о чем мы вас просим, мы втайне будем считать вас простаком, которого можно, пристыдив, заставить стоять в стороне, пока все остальные пользуются общими ресурсами».

В результате каждый человек вынужден, как выразился Бейтсон, «разрываться между противоречивыми требованиями». Бейтсон с соавторами достаточно убедительно показали, что подобное состояние является одним из важных причинных факторов при возникновении шизофрении. Возможно, противоречивые требования не всегда приводят к столь вредным последствиям, но они непременно подвергают опасности душевное здоровье каждого, к кому предъявляются. «Нечистая совесть, — говорил Ницше, — это своего рода болезнь».

Искушение пробудить в других сознательность возникает у каждого, кто хочет распространить свой контроль за пределы правовых рамок. Этому искушению поддаются и лидеры на самом высоком уровне. Ответьте: хоть один президент за последние двадцать пять лет удержался от того, чтобы призвать профсоюзы добровольно умерить свои требования о повышении зарплаты, или металлургические компании — соблюдать в добровольном порядке те или иные ценовые ограничения? Я лично такого не припомню. Риторика, используемая в таких случаях, должна вызвать чувство вины у несогласных.

Столетиями считалось, совершенно бездоказательно, что чувство вины — это ценный, возможно даже незаменимый элемент жизни в цивилизованном обществе. Сегодня, в постфрейдистскую эпоху, этот тезис вызывает сомнения.

Именно такую современную точку зрения выражает Пол Гудмен: «Из того, что человек чувствует себя виноватым, никогда не выходит ничего хорошего — это не добавляет ни ума, ни сострадания, не помогает в политике. Тот, кто чувствует себя виноватым, сосредоточивает внимание не на нужном предмете, а на самом себе, при этом даже не на собственных интересах, которые могут носить осмысленный характер, а на собственной тревоге».

Чтобы осознать последствия тревоги, не нужно быть психиатром-профессионалом. Мы, жители западного мира, лишь сегодня преодолеваем ужасные двухсотлетние «Темные века Эроса», которые отчасти строились на запретительном законодательстве, но отчасти — и пожалуй эффективнее — на воспитательных механизмах, пробуждавших у человека тревогу. Алекс Комфорт убедительно рассказывает эту историю в своей книге «Творцы тревоги», и выглядит она весьма неприятно.

Поскольку что-либо доказать здесь трудно, предположим даже, что с каких-то точек зрения эта тревога может приводить к желательным результатам. Но это не снимает общего вопроса: следует ли нам в принципе в политических целях поощрять использование любых методов, приводящих (даже ненамеренно) к патогенным психологическим последствиям? Сегодня часто приходится слышать об «ответственном деторождении»: это словосочетание даже вошло в названия некоторых организаций, выступающих за контроль над рождаемостью. Кое-кто предлагает проводить масштабные пропагандистские кампании по воспитанию ответственности у родителей в стране (а то и во всем мире). Но что в данном контексте означает слово «ответственность»? Может быть это просто синоним слова «сознательность»? Кроме того, когда мы употребляем слово «ответственность» в отсутствие серьезных санкций, не пытаемся ли мы застращать свободного человека, пользующегося общими ресурсами, чтобы он действовал вопреки собственным интересам? «Ответственность» — вербальная подмена осмысленного принципа quid pro quo. Это попытка получить что-то, не отдавая ничего.