Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Отсутствие должного внимания к рассмотрению случаев изнасилований как отдельного военного преступления связано отчасти с тем, что его было сложно перевести в денежное измерение. Для подсчета ущерба от разрушенных предприятий, например, существовала специальная смета. Погибшие и покалеченные мирные граждане относились к людским потерям. Что делать с изнасилованными? Это было непонятно. О том, что такой вопрос в принципе ставился, свидетельствует сохранившаяся в фонде ЧГК справка о подсчете морального ущерба. Неизвестный автор записки ссылался на обязанность Германии по Версальскому договору 28 июня 1919 г. компенсировать убытки, причиненные жизни, здоровью и чести гражданских лиц. Для примера он предлагал следующую выкладку: «Будет установлено, что солдатами и офицерами оккупационных армий изнасиловано всего 25 000 девушек и 40 000 замужних женщин и вдов. Моральный вред, причиненный изнасилованием девушки, будет определен, к примеру, в сумме 5 000 руб. золотом, а замужней женщины или вдовы – в 3 000 руб. золотом. Следовательно, общая сумма возмещения за моральный вред, причиненный этим видом преступления, составит 25 х 5 000 + 40 000 х 3000 / 245 000 000 руб. золотом»[535]. Академик А. Н. Трайнин, временно исполнявший обязанности секретаря ЧГК, оставил на записке резолюцию о том, что вопрос этот следует провести протокольным постановлением. Дальнейшая судьба этой записки остается неизвестной. В итоге наиболее вопиющие примеры изнасилований были приведены на Нюрнбергском трибунале в качестве иллюстрации преступлений нацистов против человечности, но ни приблизительное число изнасилованных советских женщин, ни моральный ущерб установлены не были. Многочисленные жертвы сексуального насилия, которые рассказывали о непростом опыте, рассчитывая на то, что преступники будут наказаны именно за это, остались неучтенными и неуслышанными, тем более не было никакой речи о компенсации причиненного им морального и физического ущерба (впрочем, как и всем остальным пострадавшим в оккупации людям).

Преступники

Служащим вермахта запрещалось вступать в какие-либо интимные отношения с представительницами низших рас, что косвенным образом должно было защитить женщин оккупированных советских территорий от изнасилований. Еще до нападения Германии на СССР в директиве начальника штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршала В. Кейтеля от 19 мая 1941 г. говорилось: «При общении с населением и в поведении по отношению к женщинам требуется наибольшая осторожность» [536]

. В то же время было очевидно, что лишить сотни тысяч мужчин возможности осуществить такую естественную потребность невозможно. Поэтому, чтобы избежать деморализации и заражений венерическими заболеваниями, для них открывались бордели. Однако вопреки мифу о чистоте вермахта и утверждениям о том, что немцам не было необходимости насиловать женщин, в значительной части показаний о виновниках изнасилований фигурируют именно они. Наряду с немцами упоминаются румыны и в меньшей степени венгры, итальянцы, финны и др. Это могли быть как простые солдаты, так и офицеры. Женщины обвиняли в изнасиловании и служащих СС и СД. Особо изощренные способы насилия применяли сотрудники гестапо и работавшие в полиции коллаборационисты. Так, в Мариуполе «шеф гестапо Вульф установил право первой ночи по отношению к находящимся в заключении в гестапо женщинам <…> очевидцы рассказывают, что некоторых заключенных женщин ночью по несколько раз вызывали в кабинеты гестапо, где гестаповцы насиловали их»[537]. Жительница Бендеровского района Молдавской ССР рассказывала, что была арестована румынскими жандармами и заперта вместе с другими жителями села в сарае. Затем девушку отвели на допрос, но вместо этого некий румынский генерал заставил ее вымыться, а затем вместе с капитаном и денщиком изнасиловал. И так было каждый вечер ее пребывания в заключении 

[538]. При этом национальность жертв – среди мирных жителей и заключенных лагерей многие были еврейками – не останавливала. Особенно это касалось румын. По словам врача, работавшего в Кишиневском гетто, там были «сотни изнасилованных и заболевших женщин и девушек»[539]

. Свидетельница из Ессентуков рассказывала, что еще до отправления евреев из города ее знакомая еврейка говорила, что в первые дни оккупации она была изнасилована немцем[540].