В большинстве случаев изнасилование заканчивалось смертью или убийством жертвы, поэтому в сводных данных сведения о них попадали в графу «убитые». Так, в Ново-Петровском районе Московской области был случай изнасилования немцами матери и ее дочки, которых после содеянного убили[526]
. Они были единственными, кто пострадал за время оккупации в этой деревне. В сводке они значились убитыми, а графа изнасилованных отсутствовала вовсе. В таком виде эти сведения попали в обобщающий документ по району, в котором случаи сексуального насилия также отсутствовали[527]. Показательно в этом отношении коллективное заявление изнасилованных жительниц станицы Старотиторовской Краснодарского края. Они составили письменные показания о том, что в день оккупации станицы румыны «насиловали совсем молодых девушек и даже старух. Женщины по целым неделям не находились в своих комнатах, бросали малолетних детей и прятались по чердакам, деревьям»[528]. В конце документа все пострадавшие поставили подписи. Однако при составлении общего акта по станице члены комиссии проигнорировали это заявление и не указали ни одного случая сексуального насилия.В то же время встречается и прямо противоположная ситуация. Например, в обобщающем акте по Волоколамскому району Московской области есть сведения об 11 изнасилованных девушках, но в самом деле почти все документы – таблицы с материальным ущербом, и нет ни одного личного свидетельства об изнасиловании[529]
. Откуда появилась эта цифра, неизвестно. В акте по Высокиническому району было сказано: «За время своего хозяйничанья фашистские изверги насиловали женщин, девушек и несовершеннолетних в возрасте 15–16 лет»[530]. Акт был основан на «представленных документах», однако в папке по этому району находятся только общие итоговые документы и таблицы. Это не исключает того факта, что показания действительно были собраны, но затем куда-то затерялись. Были и такие случаи, когда факт изнасилования устанавливался по показаниям свидетелей, а подтвердить его у выжившей жертвы не было возможности. «Имели место много случаев зверского изнасилования женщин и девушек. В дер[евне] Верховино Верховинского с[ельского] совета фашистские бандиты изнасиловали девушку Б. В. Г. Данные установлены через свидетелей. Допросить пострадавших не удалось, т. к. они выбыли»[531], – говорилось в акте по Волховскому району Ленинградской области. Таким образом, никакой системы сбора доказательств о совершённых изнасилованиях не было – в фонде ЧГК представлены самые разные варианты оформления, изложения, подтверждения и обобщения информации об этом преступлении.Наиболее вопиющие случаи изнасилований отчеркивались на полях. В общем акте по нескольким районам Ленинградской области был отчеркнут длинный перечень жертв сексуальной агрессии и на полях написано «изнасилования». При этом туда же вошло упоминание о принуждении к сожительству: «Немецкие власти принуждали женщин и девушек, в том числе и подростков, сожительствовать с немецкими солдатами <…> В ноябре 1941 г. в деревне Овино Тихвинского района пьяные немецкие офицеры изнасиловали гражданку Д. В. С. – мать 3 малолетних детей. В деревне Печнево того же района немецкие солдаты на глазах родителей изнасиловали 16-летнюю А. С. и 14-летнюю К. Х.» и т. д.[532]
В этом же деле есть акт по еще двум районам области, и в нем вновь отчеркнуты случаи принуждения к сожительству и изнасилований, но на полях уже написано «насилие». Один случай подчеркнут карандашом: «Зимой 1941 г. гражданку деревни Слутки Демянского района М. Е. вызвали на допрос в немецкую комендатуру, и там пятеро солдат изнасиловали ее, после чего вывели за деревню в лес и расстреляли»[533]. Однако далеко не все отчеркнутые на полях преступления на сексуальной почве входили в обобщающие акты. Некоторые сотрудники местных и центральных комиссий игнорировали и обезличивали факты изнасилований. Это привело к тому, что в сводном отчете ЧГК, который был положен на стол И. В. Сталина, не было ни одного подобного случая[534].